Итак, Гласа упекли в клинику и распределили в палату, где другие тридцать две лежанки были уже заняты пациентами на различных стадиях умирания. Ему ввели сильнейшее транквилизирующее (ларгактил, вадикарманикс, атаракс). На следующий день, с утра, прибыл с инспекцией Главный Врач: за ним шла свита, семенили аспиранты, с наслаждением внимающие любым высказываниям и смеющиеся навзрыд при малейшей улыбке. Временами метр приближался к лежанке, где в предсмертных хрипах дергался верный кандидат «туда», дружески теребил ему предплечье, вызывая у нежильца жалкую гримасу. Причем всем без исключения Главный выдавал приветливый или утешительный жест: малышу, хныкающему из-за «вавы», дарил леденец, мамашам — улыбку. В девяти-десяти серьезных случаях Главный высказывал практикантам аргументируемые заключения: paralysis agitans, area circumflexa, pustula maligna cum radi-culinum et neuritia infectiae, absentia mentalia cum exitus quasi letalis, syphilis, epilepsia, eclampsia infantum, caput spasticum.

Через три дня Антея закинули на телегу и прикатили к верстаку. Сначала усыпили. Затем уже известный ему врач-«адреналин» вставил пациенту трехгранную иглу: разрез нюхательных шхер привел к расширению тракта; засим — дабы не упустить нужный эффект — в щель внедрился, скребя стенку, стригиль. Затем пришел черед абразии резцами, затем — заращения штырями с пазами, придуманными неким британцем три месяца назад. Затем наступил следующий этап: пункция синуса, чей скверный желвак (fungus malinus) был не без изящества высечен скальпелем; затем настал финальный миг: каутеризация мышечных тканей.

— Всё, — услышал выжатый как цитрус ассистент, — вычистили как следует. Инфильтрата уже нет.

Хирургическая баталия перешла к следующей стадии: вата для смывания, кетгут — для зашивания, пластырь — для заклеивания. Весь вечер караулили психический сдвиг или аффективный травматизм: ухудшения не заметили. Швы стали затягиваться уже на следующий день.

Через неделю пациенту разрешили выйти из лазарета, и пациент вышел. Кстати: если страдания и уменьшились, спал Антей не лучше, чем прежде.

или пять абсурдных галлюцинаций

Антей страдал уже не так — и все же слабел. Лежа плашмя на диване, кушетке или канапе, без устали чирикал на бумажках невразумительные каракули, навеянные паркетными рисунками; временами грезил в бреду, бредил в плену престранных галлюцинаций.

Например, Антей бредет между двух убегающих вверх стен, а перед ним тянется длинный кулуар. Настенный стеллаж из акажу хранит тридцать три книги. Или, правильнее сказать, хранил бы тридцать три книги, так как там не хватает книги, имеющей (или, правильнее сказать, имевшей бы) нумерацию «ШЕСТНАДЦАТЬ». Причем все кажется правильным: нет ни пустых ячеек, ни щелей, ни указаний на исчезнувшую книгу (как, например, в Нэйшнл Лайбрэри, где существуют специальные секции для так называемых «книг-привидений»). А еще странным и даже смущающим кажется следующее: распределение никак не выдает (и, даже хуже, скрывает, утаивает) сам факт утери; требуется перебрать всю серию, дабы при высчитывании (тридцать два переплета с нумерацией «1 — 33», т. е. 33 — 1 = 32) убедиться в утрате единицы; требуется тщательная сверка, дабы вычислить выпавший нумер: «ШЕСТНАДЦАТЬ».

Антей пытается взять ближайшую к нему книгу, раскрыть ее (надеясь, читая, найти наугад, навскидку верный знак, указание на исключенный элемент?) и… увы! Ему не удается ухватить книгу, рука минует цель; ему не удается и уже не удастся выяснить характер и тематику издания: гигантский алфавитный Реестр, Сура, Талмуд или Каббала, внушительный Трактат, хранящий устрашающие секретные сведения, запретные знания…

Существует упущение. Существует утрата, лакуна, дыра, и все вместе, вкупе, не придали значения, не задумались, не увидели, не сумели, не изъявили желания увидеть. Изъятие индивидуума? Предмета? Исчезнувшее — где? Исчезнувший — куда?

Или, например, Антей читает вечернюю газету и наталкивается, как ему кажется, на целый ряд фантастически несуразных надписей:

ЗАПРЕТИТЬ ПАРТИЮ:

ГНАТЬ ИЗ ПАРИЖА МАРКСИСТСКУЮ БРАТИЮ!

Как переслать пакет? Шпагаты, веревки крутить — нет

КЛЕЯЩЕЙ ЛЕНТЕ — ДА!

* * *

ЖУТКИЙ КРАХ ТРЕСТА М.Я.С.

(ВСЕ ВИДЫ ПИЩЕВЫХ ИЗДЕЛИЙ ИЗ МЯСА, ЯЙЦА И САЛА)

Или же, временами, Антея преследует навязчивая картина: безумец, сумасшедший, дефективный тип с уехавшей крышей, пристает к местным жителям с невразумительными речами. Явление Дурачка вызывает смех, ему вслед кидают камни. Некий мальчуган цепляет ему сзади, за хлястик плаща, цыпленка, так как безумец все время выкрикивает: «Умерли птички! Тысячи птичек! Миллиард птичек!»

«Какая дурь!» — шепчет Антей в такие минуты. И уже через миг ему представляется следующая, не менее абсурдная сцена в баре:

Клиент, садясь на табурет (вид грубый, чуть ли не агрессивный):

— Афицааант!

Бармен (выучив наизусть все привычки завсегдатаев):

— Здравьжелаю, гспдин Капитан!

Капитан (радуясь узнаванию себя даже без мундира):

— Ну, здравствуй, братец, здравствуй!

Бармен (выучив английский на вечерних курсах):

— Can I help my Captain?

Капитан (увлажняя губы):

— Сваргань-ка мне, братец, ядреный «шнапс-флип».

Бармен (теряясь):

— «Шнапс-флип»?!

Капитан (настаивая):

— Ну, да! «Шнапс-флип»!

Бармен (запинаясь):

— Мы… у нас… нет… в наличии… не делается…

Капитан (раздражаясь):

— Как так «не делается»?! Я же здесь у тебя пил «шнапс-флип», причем неделю назад!

Бармен (нервничая):

— А сейчас нет… сейчас уже никак нет…

Капитан (гневаясь):

— У тебя ведь есть… как их там… всякие миксеры да шейкеры?

Бармен (паникуя):

— Да, есть… так ведь…

Капитан (свирепея и распаляясь):

— НуР! И у тебя наверняка есть шнапс! Затем берешь…

Бармен (эпилепсируя):

— Тсс! Тсс! Нет! Нет! А-а! Бармен умирает.

Капитан (свидетельствуя): Cadaver rigidus.

Капитан выметается, не преминув выдать в адрес трупа целую серию нецензурных ругательств.

Такие слегка шутливые сценки (если в вышеуказанных текстах читатель усматривает шутку) представлялись Гласу не всегда. Временами на Антея нападал панический страх. Временами Антей вздрагивал, чувствуя, как учащается пульс. Трепет жертвы перед тем, как на нее набрасывается ужасный сфинкс?