Он ехал с рассвета, спина затекла, и давно хотелось отлить.

Остановив фургон на обочине, он побрел к лесу. Нужно слегка размяться, да и справить нужду. Ох, не нравился ему ни этот рейс, ни тем более груз. Деньги, конечно, платили – мама не горюй, но все-таки паскудно это – детей как груз везти. Заказчик говорил, что сироты и усыновлять их будут. Но если усыновлять, то почему надо тайно везти, да еще и специальным отваром поить, чтобы спали в дороге? А вдруг на органы? Или еще чего похуже?

Шофер старался не думать об этом, но мыслям же не прикажешь. Может, по лесу прогуляется, и дурь из головы выйдет.

Вдруг он услышал, как сзади хлопнула дверь, и обернулся.

Утекла пигалица! То-то с утра ему показалось, что она, в отличие от двух других малолеток, не спит. Те сопели, как положено, а у этой как будто ресницы дрожали. Ну да он не приглядывался особо. Видно, зря. Догнать надо.

И водитель бросился вдогонку малышке, мчащейся в лес изо всех сил.

Она бежала, не разбирая дороги. Ей было все равно куда, лишь бы подальше от этого похожего на гроб фургона и от этого человека, увозящего ее неизвестно куда. Лес казался куда более безопасным, чем этот дядька, вливавший им в рот горькое снадобье, от которого невозможно хотелось спать. Больше всего на свете она боялась заснуть и никогда не проснуться, как не проснулась когда-то ее бабушка. «Убежать и спрятаться», – билось в такт шагам ее маленькое сердце.

Вдруг она споткнулась и, потеряв равновесие, закатилась в яму, над которой нависала большая бурая коряга. Девочка свернулась в комок, изо всех сил стараясь сделаться крохотной и незаметной, чтобы страшный дядька ее не нашел. Настигавшие ее шаги гулко прогрохотали прямо над головой. Но убежище осталось незамеченным, и мужчина, с хрустом ломая старый валежник, пробежал мимо.

«Хоть бы не нашел, хоть бы не нашел», – билась в голове мысль. А в ушах громом гремели его шаги. Внезапно что-то изменилось: шаги остановились резко, вдруг, словно бегущий наткнулся на препятствие, а через мгновение она услышала вой. Никогда еще ей не было так страшно! Зажмурив глаза, она затаилась, боясь даже дышать, а вой заполнял и лес, и нору, в которой она чудом оказалась, и даже сердце, бьющееся как барабан.

Сквозь вой и гул крови в ушах она услышала, как закричал мужчина – неожиданно тонко, срывая голос, – и, не разбирая дороги, помчался обратно в привычный мир асфальта к спасительной машине. Шаги, прогрохотав над головой, затихли в удалении.

Вой тоже утих. И наступила тишина, не нарушаемая даже птицами. Лес тоже затаился в ожидании.

Она полежала еще немного, прежде чем решилась открыть хотя бы один глаз. Ничего страшного глаз не обнаружил – только песок и корни. Она села и осмотрелась: крышу убежища образовывали толстые корни вывороченной ураганом сосны. В пещере было темно, коряги, торчащие в стороны, заслоняли свет, делая незаметным вход. Видно, об одну из них она и споткнулась. Встав на четвереньки, девочка поползла к выходу.

Да, она сообразила правильно: огромная сосна лежала, выворотив к небу корни, давно заросшая ярко-зеленым мхом. Сзади слышался шум проезжающих по трассе машин, но туда было нельзя: злой дядька мог опять затолкать ее в фургон и напоить отравой, от которой звенело в ушах и нестерпимо хотелось спать. А вокруг стоял лес, густой, заросший, нехоженый…

Пожалуй, это еще страшнее, чем фургон. Девочка приготовилась заплакать, но не успела: на нее смотрели глаза. Почти скрытый кустами, в нескольких шагах от нее стоял огромный волк. Он был очень большой, даже больше, чем она сама, но почему-то не страшный.

– Это, наверное, ты прогнал злого дядьку? Иди сюда, – позвала девочка и протянула зверю измазанную песком и глиной ладошку.

Волк стоял, словно не решаясь приблизиться.

– Не бойся. – Почему-то ей показалось, что зверь робеет. – Ты хороший.

И, сделав шаг навстречу, она положила ручку на большую лобастую голову.

«Детеныш, я буду защищать тебя», – слова сами собой прозвучали в ее голове, а волк, только что стоявший у кустов, словно втянулся вдруг в ее маленькую ладошку, ставшую вдруг очень теплой.

«Нет, не может быть». Девочка недоверчиво оглянулась, ища глазами куда-то подевавшегося нового друга. Но лес стоял пустой и тихий, только время от времени о чем-то между собой переговаривались птицы. И еще она почему-то знала, куда нужно идти, чтобы выйти к людям. К добрым людям.

Пашка наконец-то уговорил деда, записного охотника, выполнить обещание и показать ему свои охотничьи схроны. Все-таки он, Пашка, уже большой, понимает, что к чему. Дед, правда, сомневался, все загадки загадывал: покажи, как будешь север определять, да какие растения к болоту выведут и всякое такое. Детские вопросы, в общем. А потом вообще предложил: а ты сам схрон найди – мол, здесь он, под самым боком. Вот Пашка и пошел лес прочесывать. И на девчонку наткнулся. Точнее, сапожки красные из кустов торчали. Пашка даже поначалу решил, что это дед над ним пошутил и красными сапогами схрон обозначил. Метнулся туда – а в сапогах девчонка, спит себе и не слышит ничего. Главное, маленькая, а одна в лесу – странно это. Пришлось деда звать. Дед и вынес на руках кроху из леса. Даже пока нес, не проснулась.

Слух пронесся мгновенно, и вся деревня взбудоражилась. Послали за Анной-травницей, да еще позвонили куда требуется. Еще бы, не каждый день в лесу незнакомые дети обнаруживаются. И, главное, о пропаже ребенка никто не сообщал. Что за девочка, чья она, как в лесу оказалась? Никто ничего не знал.

Первой сообщила новость травница: дескать, здоровый ребенок, просто слабенькая очень, умаялась сильно и изголодалась – видно, издалека шла. Напоила девочку отваром, велела кормить аккуратно, много сразу не давать, и все хорошо будет.

Потом из центра из социальных служб приехали. Копошились, бумаги составляли долго, но в конце концов забрали девчонку.

«И то верно, – решили местные. – Домой дите возвратить надо – небось родные ищут, изводятся».

На самом деле никто ее не искал и не ждал. А если и ждал, найти родственников не удалось. И девочку определили в детский дом.

За ней почти сразу закрепилась кличка Дикарка. Возможно, потому, что нашли ее в лесу. Но скорее всего оттого, что она умела за себя постоять. Невысокого роста девчушка вовсе не дичилась, а с удовольствием играла со сверстниками. Но стоило ей почувствовать хоть малейшую угрозу, в глазах у нее вспыхивала такая бешеная ярость, что даже старшие не решались ее задевать.

Иногда вечером, когда все ложились спать, она вспоминала свое бегство из машины и страшного волка, который причудился ей в лесу. «Конечно, причудился – а как же иначе?» – думала она, подложив под щеку ладошку, становившуюся в такие минуты почему-то очень горячей.

А еще иногда ей снился сон: большой сильный волк смотрел на нее желтыми глазами и слышалось: «Детеныш, я буду тебя защищать».

Так прошло детство.