Милован Джилас,[21] приятель Тито, оттрубил девять лет в два приема. В промежутке полтора года провел на свободе. За девять лет ему дали 116 свиданий по полчаса. Его жена всегда засекала время.

Сын Джиласа живет в доме напротив, я иду к нему.

Алекса занят, он готовит для телевидения передачу по международной политике, но полчаса для меня выкраивает. Разговор начинается замечательно. Алекса называет венгров самыми большими неудачниками всех времен. Оправдываться мне не приходится. Краткий экскурс в статистику самоубийств, Мохач, Косово поле, Трианон — и вот мы уже друзья. Его отец уговорил Тито разрешить джаз. Сталину Джилас нравился, он хотел было сменить маршала Тито на Джиласа, но тот возьми и скажи, что советские солдаты насиловали женщин во время осады Белграда. Не умел он держать язык за зубами. В 56-м его посадили, потому что он был против оккупации Венгрии. Когда в квартире делали обыск, нашли револьвер, подарок маршала Конева. Одна пуля выкатилась, Алекса подобрал ее и стал запихивать в свой игрушечный пистолет. Они уводят отца. Последнее, что Джилас запомнил о своем доме: смеющиеся гебешники и сын, пытающийся зарядить пистолет.

Окножираф: «Dz — седьмая буква венгерского алфавита. В венгерском языке нет ни одного слова, которое начинается с dz».

«Дзо» — слово, заимствованное из тибетского языка, оно обозначает помесь оленя, коровы и яка. «Чистые» яки встречаются только в зоопарках. Дзо — домашнее животное, то есть каждый отдельно взятый дзо — помесь, и чем дальше, тем примесей больше. Цивилизованное стадо, в котором каждая особь выглядит по-своему В наши дни китайские ученые пытаются выделить из дзо остатки яка.

Во время осады сараевский зоопарк был на ничейной земле. Смотрители, оказавшиеся под перекрестным огнем, боялись кормить животных, ведь их этническая принадлежность оставалась непроясненной. Загнанные в гетто животные не смогли дать достойный ответ на вызов цивилизации. Первыми жертвами стали жирафы, не умевшие быстро пригибать голову.

Зоран Джинджич,[22] демократ номер один. Про него часто пишут в «Вашингтон Пост». Лидер самой организованной оппозиционной партии, будущий президент Югославии, красавец. Джинджич сидел при старом режиме, потом получил стипендию в Германии. В начале войны он поддерживал Караджича, программа его партии включала пункт о Великой Сербии, а также предусматривала планирование семьи для албанцев. Приятель Джинджича, мультимиллионер, рассказывает в интервью, как они в свое время встречались в Германии. Зоран умел жить красиво, говорит он, рядом с ним всегда были великолепные женщины. Джинджич идет в рядах демонстрантов, посадив на плечи сынишку, подходит Вук[23] и целует ребенка. Одна большая семья.

Окножираф: «Джунгли — тропические леса. Подробнее смотри на букву О».

Милета Проданович рассказывает эпизод из истории этнической миграции на Балканах. В шестнадцатом веке один из кланов албанцев-католиков бежал в мусульманскую область Санджак. Там они обратились в истинную веру и перешли на язык местного населения — сербов. Одна группа отправилась дальше на север, в Срем, где снова крестилась, переняв язык и обычаи проживавших в этих краях хорватов. Когда в 1993 году, за счет беженцев из Хорватии, этнический перевес в Среме оказался на стороне сербов, новый мэр города Хртковцы на стихийном митинге предложил переименовать улицы. Как оно и положено, заклеймив проклятое прошлое, мэр переименовал улицу печально известного предводителя усташей Владимира Назора[24] в улицу Царя Душана. Затем сменил название улицы печально известного агента усташей Иосипа Юрая Штросмайера,[25] дав ей имя князя Милоша. И, наконец, Шандор Петефи, сказал мэр и сделал паузу, мы о нем ничего не знаем, поэтому с сего дня улица будет называться проспектом Короля Петра! Эх, не знал мэр, что Петефи был сыном печально известного четника, мясника Петровича.[26]

Закат с милицейским кордоном; солнечные лучи играют на пластиковых щитах. Появляется парень, он взволнован, хочет попасть к больной матери, которая живет поблизости. Он просит их пропустить его, иначе ему надо делать огромный крюк. Его прогоняют. Появляется пес. Рычит. Оцепление расступается.

Мы как-то не обращали на него внимания, но оцепление было здесь всегда.

Они и до этого здесь стояли, и только теперь мы заметили, как много их собралось в одном месте и в одно время. Сейчас мы хотя бы можем взглянуть им в лицо. Чтобы мы могли посмотреть им в лицо, потребовалось такое их множество, множество людей, которые хотят, в одно время и в одном месте, дать нам понять, что все идет так, как идет, а не так, как хотим этого мы. Они не будут нас бить. Они просто нас не пропустят. Мы можем оставаться здесь, можем разойтись по домам, мы не можем только пройти туда, куда мы хотим. По одному мы можем спокойно передвигаться по городу, но вместе мы бессильны. По какой бы улице мы ни пошли, ее сразу перегораживает ОМОН, как будто мы пленники незримого силового поля, как будто мы заключенные в стране, из которой я, впрочем, могу уехать в любой момент.

Трое вместе: двое мужчин, одна женщина, всех троих уже били, поэтому они до сих пор вместе. Популист, прагматик, западница. Вместе: «Заедно» — так называется оппозиция.[27]