— Живой… — тихий, теплый шепот в ухо. — Ты живой… мы дошли, Лунь. Я верила…

Я осторожно отодвинулся, поднял Хип и усадил себе на колени. Она замерла в моих объятиях, вздохнула и в первый раз за долгое время улыбнулась — мне не нужно видеть ее улыбку, я просто почувствовал, как страх и напряжение покидают девушку, как она тихо шепчет что-то, как стала влажной и чуть солоноватой на вкус ее щека. Через несколько минут она уже крепко спала — приключения последних дней вымотали ее полностью. Я осторожно уложил Хип на тахту. Спи, родная…

Странные дела творятся… Координатор, дом его, даже скорее небольшой хуторок на высоком холме над речкой. И ведь вполне обычный такой хуторок, домина большой, хороший, пристроек к нему много, садик за окнами, сараи, два флигеля во дворе, летняя кухня, даже вроде баня за огородами. Вот это и странно… ведь ни дорог к хутору, ни даже сколь-нибудь заметных тропинок, словно или заброшен он давно, или просто взял здесь да и появился. И почему Координатор? Откуда он здесь? Где мы вообще находимся? Нет, слышал я, что в Зоне изредка попадаются странные аномалии — шел себе человек да вдруг разом и пропал с таким металлическим шумом, словно по листу оцинковки кувалдой вдарили. А потом или за несколько километров в кусковом исполнении найдут, или целого, но совсем мертвого, или же где-нибудь на крыше припятской многоэтажки сталкер окажется, ошалевший от такого странного перелета, о котором он сам ничего, кроме яркой белой вспышки, не помнит. Может, и нас Монолит куда закинул, подальше от Периметра? Причем настолько подальше, что некоторые штуки здесь совсем не узнаю. Память во время Третьей катастрофы мне поломало без права восстановления, но и Хип ведь тоже странно оглядывалась на высокие серые деревья в крупной ромбической чешуе коры, которые время от времени попадались в сосновом лесу по краю тропинки. Приземистых «елок» с необычайно длинной, похожей на зеленый шелк хвоей, двухметровыми прядями свисавшей почти до земли, я тоже не помнил. А один раз на опушке дальнего березняка увидел я десяток грибов, под шляпами которых можно было с комфортом укрыться от дождя… так что, похоже, далеко нас закинул Монолит. Очень далеко.

Координатор, буркнув в очередной раз о каких-то «гранях реальности», остальные вопросы по данной теме просто игнорировал, ворча, что, мол, после на пальцах объяснит, а сейчас недосуг. Потом, когда привел нас в дом и кивком головы указал на «нашу» комнату, сразу вышел в огород, где просто стоял уже не один час, опершись на лопату и глядя куда-то в пустоту.

Прохоров, похоже, был сумасшедшим. Странности в его поведении, взгляде, разговоры о «гранях реальности» очень напоминали признаки «перегоревшего» сталкера. Так же заговаривается, взгляд в одну точку, холодный, отстраненный, то разговаривает, причем охотно, то временами молчит… часть пути он даже прошел с закрытыми глазами, что-то бурча себе под нос и временами кивая: «Да, блокировать… нет, приказ пропустить… не стрелять, напротив, способствовать… четыре отряда в шестнадцатый сектор… да… принять». К нам он, похоже, почти потерял интерес, и, что странно, у меня появилось такое ощущение, что о нашем визите он не просто знал заранее, но даже и пришел поближе к тому месту, где нас должно было «выбросить». До сих пор стоит вон посреди запущенных грядок, опустив голову, и, наверно, опять ведет странные беседы с самим собой. Прохоров… Прохоров… Знал я всех «главных ботаников» если не лично, то по крайней мере на слух так точно, однако этой фамилии я не слышал от ученых. Нет, что-то такое отдаленно знакомое, из разряда едва ли не баек у костра, однако, байками-то я особо не интересовался, так, разве что от скуки послушать. Болтали о каком-то Прохорове, факт, но что именно — не помню, хоть убей. Ладно. Может, отпустит его немного, так он вроде ничего, временами вменяемый, ну, тогда и постараюсь осторожно поспрашивать, кто он, как здесь оказался, и где все-таки это самое «здесь». Правая рука непроизвольно снова прошлась по материалу «Кольчуги» на том месте, где была пулевая пробоина, и подкладка пропиталась кровью так, что залубенела, и ее пришлось на привале спороть… м-да. А сейчас комбез новый… от дыры ни следа, подкладка на месте, и крови ни пятнышка. А на плече даже шрама нет. В Зоне, конечно, всякое бывает, кроме откровенных чудес… странно мне все это. Ох как странно.

Но если «чернушка» не убила меня, пощадила инъекция ядовитого стимулятора, организм очистился от грязи и радиации, то усталость никуда не делась. Бывает иногда такое, что вымотавшись до предела, не можешь заснуть, и желания даже такого не возникает… хочется просто сесть где-нибудь в уголке, прикрыть глаза и не в сон даже провалиться, а в нечто вроде отключки — и не спишь, и мыслей никаких, одна только тупая лень и апатия, да еще желание, чтоб никто не подходил. Нет меня. Буду не скоро…

Хип, видно почувствовав мое отсутствие, что-то проворчала сквозь сон, и на ее лице вдруг появилось выражение неподдельного горя — похоже, снились ей сейчас не самые красивые сны. Я присел рядом, взял ее за руку, и девушка, глубоко вздохнув, едва заметно улыбнулась. Хороша… красивая она у меня. И хоть легли под глазами тени, заострились скулы, а губы, на которых никогда не видел я помады и блеска, обветрились, побледнели, была она в тысячу раз красивее и лучше тех скалящихся красоток из глянцевой шелухи, которой, случалось, приторговывали местные барыги. Загорела Хип, но не тем ярким, пляжным загаром, а немного бронзовым, светлым, какой только и бывает у сталкеров, неделями пропадающих в затяжных ходках. Мужику здесь, мягко говоря, трудно, а уж как тяжко девке в Зоне, так это просто слов нет… комбез и обувь подходящую найти иногда тяжелее, чем редкий артефакт. Ладно хоть связи среди торгашей налажены, заранее заказать можно, но, правда, втридорога — им, торговцам, тоже не улыбается неделями по своим каналам вопросы спрашивать и размеры подбирать. За собой Хип следит, очень хочет для меня красивой быть, а помыться — оно ведь только в лагерях, да и то не всех, или в Чернобыле-7, а Зона — это не только твари, аномалии и смерть. Это еще и грязища, которая в избытке и в подвале мокром, и в лощинке гнилой, и в ржавом, горелом нутре брошенного бронетранспортера, в котором ночевать придется, а то и в колодце от Выброса прятаться, по грудь не то в рыжей глинистой каше, не то еще в каком веществе, так как смердит, считай что, одинаково. И ведь исхитряется девка даже в таких условиях воды из дистиллятора и на чай, и на помывку головы набрать — как она это делает, ума не приложу… воды горячей всего-то три котелка, да времени в обрез, и гнилой домишко где-нибудь на окраине заброшенного поселка, а выходит уже довольная, улыбается, волосы вытирает. И в ходку дальнюю всенепременно и тайком от меня в рюкзак какие-то притирания, тюбики, асептики, бутылочки, очистители, влажные салфетки и прочую гигиену положит обязательно. Поначалу ругался я за каждый грамм в рюкзаке, Хип серьезно кивала, у меня на глазах все это дело из рюкзака выгребала, но стоило отвернуться — в секунды весь набор обратно по кармашкам между запасными фильтрами для респиратора и банками тушенки. Быстро, незаметно, ловко… только уже в Зоне, на привале выясняется, что побоку этот мой приказ пущен, и ведь ругаться не получается — так посмотрит своими глазищами, улыбнется, головой покачает, и все, какая уж там, на фиг, строгость…