ему не по нраву, особых успехов на этом поприще он не достиг. Решительно убедившись, что он не «человек тоги», а «человек меча», Траян вернулся на любезную его сердцу военную службу. Репутация воина была у него отличная, потому и оказался он вскоре на высокой должности: император Домициан назначил его легатом VII «Сдвоенного» легиона (или VII легион «Близнецы») — Legio VII Gemina. Легион сей имел недолгую, но славную историю. Набран он был в соседней с родной Траяну и предкам Адриана Бетикой Тарраконской провинции (она же Ближняя Испания). Набрал легион из местного населения бросивший вызов Нерону наместник провинции Гальба. С этим войском он и вступил в Рим. В наступившей после гибели Гальбы гражданской войне VII легион в конце концов оказался на стороне Веспасиана и блестяще проявил себя как в решающем сражении войск Флавиев с армией Вителлия при Кремоне, так и при занятии столицы Империи. Потому легион пользовался особым расположением императоров правящей династии Флавиев. Назначение Траяна, конечно же, свидетельствовало о его отличной репутации на Палатине. А вот Публий Элий Адриан только-только начинал свой служебный путь, и ему свою репутацию предстояло ещё заслужить.

Что совершенно очевидно, правление утвердившейся на Палатине новой династии Флавиев было благоприятно и для семьи Траянов, и для рода Адрианов. Собственно, расположение новых императоров — отца и сыновей его — заслужил ещё, как мы помним, Марк Ульпий Траян-отец. Сыну оставалось только достойно продолжить дело отца под орлами Флавиев. Карьера же юного Адриана, прямо связанная с судьбой его опекуна, должна была сложиться успешно.

Думается, едва ли справедливо предполагать, что Траян, человек уже сложившийся, и Адриан, только-только вступающий в зрелость, вынуждены были делать непростой нравственный выбор: ведь это была служба императору-тирану, каковым в историю суждено будет войти Домициану[42]. От всех трёх Флавиев Траян видел только добро, и осуждение, пусть и скрытое, правящего принцепса было бы с его стороны явной неблагодарностью. Соответствующим образом должен был рассуждать и юный Публий Элий Адриан. Отец Траяна в своё время сделал и решительный, и своевременный выбор, став на сторону Флавиев в гражданской войне, исход которой тогда был совсем не предопределён. Потому ни сын его, ни внучатый племянник не должны были колебаться, поступая на службу третьему представителю династии.

Что же это была за династия, Флавии, при которых сделали успешную карьеру Марк Ульпий Траян-отец, Марк Ульпий Траян-сын и начал таковую наш герой — Публий Элий Адриан?

Невозможно оспорить замечательно точную оценку этой династии, утвердившейся на Палатине на рубеже 69–70 годов, данную Гаем Светонием Транквиллом: «Державу, поколебленную и безначальную после мятежей и гибели трёх императоров, принял наконец и укрепил своей властью род Флавиев»[43]. При этом знаменитый биограф двенадцати римских цезарей отмечал, что сам этот род к римской знати не относился, поскольку не имел права на хранение дома изображений предков — это была привилегия нобилей, сначала патрициев, а потом и плебеев, чьи предки или они сами занимали высокие выборные государственные должности[44]. И тут же Светоний справедливо уточняет: «Но стыдиться его государству не пришлось, хотя и считается, что Домициан за свою алчность и жестокость заслуженно понёс кару»[45]. К Домициану мы ещё вернёмся, а пока обратимся к особенностям прихода Флавиев к власти и к тому, что нового привнесло в жизнь Римской империи правление Веспасиана и его сыновей — Тита и Домициана.

Ко времени самоубийства Нерона, что означало прекращение правления императоров, принадлежащих к династии, именуемой историками Юлии-Клавдии, Веспасиан, немолодой уже человек — на исходе шестого десятка лет, командовал сильной военной группировкой, ведшей войну в мятежной Иудее. Когда началась гражданская война, он не спешил принять в ней участие на чьей-либо стороне, что было мудро. Вскоре он дождался очевидной поддержки самому себе в борьбе за Палатин. Мощнейшая восточная армия — легионы римского Востока — обеспечила ему конечный успех. Теперь надо было его закрепить, дабы не уподобиться цезарям, чьё правление длилось недолгие месяцы — Гальбе, Отону и Вителлию. Веспасиан не мог не сознавать, что он сам и его род во главе Римской империи — явление, явно далёкое от сложившейся традиции нахождения у высшей власти Юлиев-Клавдиев. Их власть для римлян выглядела естественной не в последнюю очередь из-за превеликой знатности её представителей. Август, пусть и из скромных Октавиев родом, но ведь законный наследник божественного Юлия Цезаря. Клавдии — знаменитейший с далёких времён ещё ранней республики род, давший Риму множество достойных, даже великих представителей. Из не столь знатных цезарей ни один даже года на Палатине не продержался. Веспасиан, правда, имел по материнской линии достаточно известных, даже, по словам Светония[46], знаменитых родственников и сам сделал недурную карьеру на военной стезе. Он не мог не осознавать необходимости решительных действий для закрепления за родом Флавиев высшей власти. Ведь в его собственной жизни было немало страниц, коими никак нельзя было гордиться, и память о которых могла и повредить правящему принцепсу, из не слишком-то знатного рода происходящему. Потому-то и появились вдруг многочисленные предсказания, сулившие высшую власть именно Веспасиану, каковой теперь выглядел избранником судьбы[47]. Самым знаменитым из предсказателей стал еврейский военачальник Иосиф, пленённый воинами Веспасиана при взятии города Иотапаты. Он, если ему, конечно же, верить, предвещал римскому полководцу будущее царя и властителя ещё при жизни Нерона[48].

Но одних предсказаний, спешно, думается, сочинённых задним числом, всё же не хватало. Нужно было показать всем, что сам Веспасиан обладает каким-либо даром божественного происхождения. Слово Светонию: «Новому и неожиданному императору ещё недоставало, так сказать, величия и как бы веса, но и это вскоре пришло. Два человека из простонародья, один слепой, другой хромой, одновременно подошли к нему, когда он правил суд, и умоляли излечить их немощи, как указал им во сне Серапис: глаза прозреют, если он на них плюнет, нога исцелится, если он удостоит коснуться её пяткой. Нимало не надеясь на успех, он не хотел даже и пробовать: наконец, уступая уговорам друзей, он на глазах у огромной толпы попытал счастья, и успех был полным. В то же время и в аркадской Тегее по указанию прорицателей откопаны были в священном месте сосуды древней работы, и на них оказалось изображение, лицом похожее на Веспасиана»[49]. Самым серьёзным образом была изложена эта занятная история и у Публия Корнелия Тацита в его «Истории»: «За несколько месяцев, что Веспасиан провёл в Александрии, дожидаясь, пока установятся попутные ветры и море станет совсем спокойным, произошло множество чудес, как бы доказывавших благоволение неба и приязнь богов к новому принцепсу. Один из