Еще неделя прошла тем же однообразным чередом. Сидни почти утратил надежду выйти на волю. Одиночество угнетало его дух, а отсутствие моциона заметно сказывалось на здоровье. На пятнадцатое утро, войдя в библиотеку, он был выведен из раздумья видом маркиза, который сидел за круглым столиком, углубившись в газету. Заслышав шаги, тот с чарующей улыбкой, которая так хорошо ему давалась, встал, шагнул к Сидни и, сердечно протягивая руку, обратился к нему со следующей речью:

— Ну, мой дорогой друг, я наконец-то явился вас освободить! Уверяю, что пришел бы раньше, если бы меня не задержало крайне спешное дело, а приказ отпускать вас я не посылал, памятуя, что вы англичанин и совершенно не знакомы с обычаями здешних жителей, посему будете все время попадать в переделки и можете сложить голову прежде, нежели подоспеет помощь.

Раны, нанесенные самолюбию Сидни, еще кровоточили, и все же он не устоял перед сердечной учтивостью маркиза. Юноша поклонился, поблагодарил за попечение о своей особе, но в то же время намекнул, что самой приятной услугой стало бы немедленное освобождение.

Маркиз вновь улыбнулся и ответил:

— Ваше желание будет исполнено. Я не хочу более удерживать вас против воли, однако прежде позвольте задать вам несколько вопросов. Во-первых, как вас зовут?

— Эдвард Сидни.

— Располагаете ли вы независимым состоянием?

— Мой доход — три тысячи фунтов годовых.

— Происходит ли он от земельной собственности или от коммерческого начинания?

— От земельной собственности.

— Ваши родители живы?

— Не знаю.

— Как так не знаете?

На это Сидни кратко поведал о том, как его нашли, и пояснил, что обстоятельства его рождения окутаны тайной. Маркиз с мгновение молчал, затем продолжил расспросы:

— Какое образование вы получили?

— Я обучался в университете.

— И, насколько я заключаю по вашему виду, еще его не окончили?

— Напротив. Я получил степень бакалавра с отличием по математике.

— С отличием по математике! Сколько же вам лет?

— Двадцать три.

Тонкое лицо молодого аристократа вспыхнуло легкой краской смущения. Он сказал торопливо:

— Все это время я говорил с вами, полагая, что вы уступаете мне годами, а теперь оказывается, что это я на три года вас младше.

Сидни в свой черед улыбнулся и промолвил:

— Не досадуйте, милорд, ваш облик и манера держаться, свойственные человеку более зрелому, вполне извиняют вашу ошибку.

— Ладно, пустое, — ответил его светлость. — Я взял на себя роль патрона и не намерен от нее отказываться, будь вы хоть на пятьдесят лет меня старше. Теперь скажите, хотели бы вы стать членом палаты общин в парламенте нашей великой империи?

— Вы шутите, милорд?

— Ничуть.

— Тогда признаюсь, что желал бы этого всем сердцем.

— И вы сочли бы удачными события, приведшие вас на этот высокий пост?

— В высшей степени удачными.

— Тогда знайте, мистер Сидни, что дело, которым я был занят последние две недели, заключалось в следующем: отобрать место у негодного депутата и организовать ваши выборы. А понимаете ли вы, что потребуется от вас взамен?

— Полагаю, что да.

— И что же?

— Стойко и неколебимо противостоять гнусному смутьяну Александру Шельме.

— В самую точку! У меня остался один вопрос: знакомы ли вы с хитросплетениями политической интриги, раздирающей эту несчастную страну?

— Да, знаком, и очень хорошо. Я внимательнейшим образом изучил их перед отъездом из Англии.

— Мой дорогой друг, вы — тот, кого я искал, что делает честь моей проницательности. Однако сменим тему. Вы благополучно получили свой саквояж?

— Да, милорд, и был премного удивлен. Вместе с прочими обстоятельствами это чуть не заставило меня вообразить себя в заколдованном замке.

— Да уж, смею вообразить, что бесшумные появления Кунштюка вкупе с его неприглядной внешностью порядком вас напугали.

— Сознаюсь, что он и впрямь меня изумил. Так как же вашей светлости удалось раздобыть мой саквояж?

— Очень просто. Я отправился в порт и полюбопытствовал, какой корабль последним прибыл из Англии. Поднявшись на борт указанного корабля, я спросил шкипера, не у него ли багаж юного англичанина. Он вручил мне ваш саквояж, и я, рассудив, что вам неудобно будет обходиться без своих вещей, немедленно отправил их сюда. Итак, — продолжал маркиз, вставая, — не желаете ли вы прогуляться по городу? Я буду вашим чичероне и вашим телохранителем до тех пор, пока вы не изжили в себе нелепое донкихотство, которое толкает вас защищать малолетних оборванцев и ссориться с французскими кабатчиками.

Сидни, чья обида совершенно прошла, охотно согласился. Его благородный друг, показав ему самые выдающиеся здания Витрополя, направил стопы к отелю Храбруна. Здесь он снял юному сенатору прекрасные апартаменты и, убедившись, что у того есть все необходимое, простился с ним до следующего дня.

Когда маркиз ушел, Сидни задумался о своем внезапном возвышении. Покидая Англию, он едва смел мечтать, что фортуна дозволит ему приблизиться к таким почестям после многих лет неустанного труда, а она подарила ему это все без каких-либо с его стороны усилий. Несомненно, думал он, некая сверхъестественная сила печется обо мне и направляет события к моему благу. Я не простого рода — так подсказывает мне сердце; к тому же неземной голос назвал меня сыном достославного. Но если случай или предначертанный ход Судьбы воссоединит меня с родителями (коли они еще живы), им не придется краснеть за наследника, будь они хоть величайшие из земных властителей.

Эти размышления прервал внезапный стук в дверь.

— Войдите, — сказал Сидни.

Дверь отворилась, впустив необычайно высокого и дородного джентльмена. Он подошел к Сидни и снисходительно осведомился:

— Так это вы — английский паренек, расквартированный в моей гостинице?

— Полагаю, сэр, я и впрямь тот, о ком вы говорите, — ответил Сидни, с любопытством изучая румяное лицо хозяина и его старомодный наряд, который составляли треуголка и древнего покроя мундир.

— Хм. Я пришел сказать, что обед на столе и я намерен осчастливить вас своим обществом.

Сидни вытаращил глаза, однако вежливо ответил, что весьма польщен.

— Да, молодой человек, так говорит ваш язык, а вот глаза выражают совсем иное. Впрочем, мне безразлично, угодно вам мое общество или нет. У себя в доме я делаю, что пожелаю. Идемте.

С этими словами джентльмен зашагал в столовую, а изумленный гость поплелся следом. За едою оба по большей части молчали: Храбрун деловито уничтожал жирного жареного гуся, а Сидни размышлял, что за дикие нравы в стране, где хозяин гостиницы может докучать постояльцам. Когда слуги удалились, поставив на стол вино, пожилой джентльмен начал выказывать все признаки, что имеет желание поговорить. После нескольких «гм» и «м-да» он нарушил тишину следующим вопросом: