также кинула перед ними сковороду с яичницей и мои архары с жадностью на нее накинулись. Вмиг смолотили, улыбнулись довольно.

— Ну вот, — счастливо улыбнулся Данил. — Почти как дома у матушки. Это, между прочим, я вашей девоньке подсказал. А то мне ее жареной лапши вчера хватило по горло. Не идет мне ихняя жратва, поперек глотки становится.

— Угу, — молчаливо согласился я. Думаю, что и мне вскорости китайская еда поднадоест. — Вы где были-то? Ни свет, ни заря куда соскочили?

— Прогуляться вышли, Василь Иваныч. В речке вот скупнулись. Холодная, зараза. Помните как на Байкале? Там тоже водичка такая, что околеть можно.

Я усмехнулся. Эти двое гавриков, найдя отлогое место, полезли купаться ранней весной в озеро, в то время когда еще даже лед толком не сошел. Только в и истоке Ангары была чистая вода, да по маршруту ледокола. Но ничего, за минуту смыв с себя грязь, накопившуюся за время пути, эти двое вылетели из воды со скоростью ракеты и укутались в припасенные дохи. Думал — заболеют, но нет, обошлось. Видимо, к ним никакая зараза не пристает. Сказывалось солдатское прошлое и тяжелые испытания, закалившие тело и душу.

— Баню надо бы поставить, — заметил я, глядя на их мокрые головы. — А в корыте этом мыться неудобно.

— Ага, а то ваша девчушка с мочалкой так и норовит потереть где самое интересное, — хохотнул Петро. — Только, Василь Иваныч, не надейтесь, она и в баню к вам будет ходить. Только уже раздетая. Ох, совратит она вас, поверьте мне на слово. Девка самый сок набирает, не смотрите что титешек нету. Не дай бог, совратит. Нам же потом ваша супруга головы и снимет.

Я снова хмыкнул. В принципе, фамильярный тон моих людей меня не коробил. Я как выходец из мира, где все равны, как раз и предпочитал такое простое общение, без всяких вычурностей. Тем более в домашней обстановке, где никого лишнего не имеется. Юн не в счет, ей как служанке, а тем более китаянке, положено соблюдать дистанцию и глубочайшее почитание к моей персоне. Не я так придумал. Попробуй я изменить это положение, мои же подчиненные меня и не поймут.

В общем, доля смысла в словах Петро была. Девица действительно пойдет за мной в баню, чтобы исполнить то, что полагается. Но только я это не хочу. А значит, надо будет провести с ней беседу и внедрить в ее голову то, что так рьяно ухаживать за моим телом не следует. Отхлестать себя веником я и сам сумею, а спину поскоблят без особых церемоний мои солдаты.

— Егорыч, нам когда к наместнику надо выдвинуться? Далеко он от нас? — спросил я, когда мои мысли эротического характера наконец-то приземлились.

— Да тут близко, Василь Иваныч, — махнул рукой Мурзин. — Пешочком дойти можно. А на карете за десять минут доедем. Думаю, за полчаса выехать можно.

Мы так и сделали. За полчаса до назначенной встречи, я, Мурзин и двое моих, гм…, телохранителей, выдвинулись в сторону резиденции. Неспешно прокатились по пыльной и каменистой дороге. Подъехали ко вполне европейского вида зданию с большими окнами и величаво выгрузились из кареты. Мурзин провел меня ко входу, где пришлось оставить Петро и Данила. Их внутрь не пустили. Морды слишком уж простые, пролетарские или попросту — бандитские.

У кабинета наместника мне пришлось прождать больше часа. Сидел себе на стульчике, смирно ожидая приема, вполголоса переговариваясь с Мурзиным и разглядывая посетителей. Армейские и флотские чины, тоже ожидая приема, маялись от скуки. Кто-то читал свежие газеты, кто-то, так же как и мы, вел тихие беседы. Ни одного гражданского лица в комнате ожидания кроме нас не было. И потому я иногда ловил на себе заинтересованные взгляды. Видимо потому что я для всех был лицом новым.

Наконец, адъютант наместника, выпроводив очередного посетителя, обратился ко мне:

— Господин Рыбалко, Его Высокопревосходительство вас ожидает. Пройдите.

Я поднялся с места. Кто-то из флотских, услышав мою фамилию, тут же припал на уши своему собеседнику. Видимо догадался кто я такой.

— Идите, Василий Иванович, — громко сказал Мурзин, косясь на шептунов, — я вас здесь обожду.

Я оправил костюм. Стряхнул с лацкана несуществующую пылинку, проверил пухлый конверт во внутреннем кармане и с легким волнением прошел за дверь.

Наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке, адмирал Алексеев, Евгений Иванович… Много раз я думал об этой встрече, много раз я прокручивал в голове наш будущий разговор. Часто я представлял наместника по фотоснимкам из газет и журналов, и вот, сейчас, видя его вживую, я вдруг понял, что мои представления о нем и гроша ломаного не стоят. Вот он сидел передо мной, такой расслабленный, старый, усталый, без тени величия в глазах. Зыркнул нам меня из-под густых бровей и шевельнул бородой в сторону стула, приглашая присесть. Он что-то неторопливо черкал в бумагах, только скрип стоял, да макал перо в простого вида чернильницу.

Я решил не присаживаться, спина не переломится, а небольшую толику уважения авансом окажу. Так и застыл перед ним. Мужчина уже в годах, лет шестьдесят ему. Голова седая, почти лысая. Глубокие морщины в уголках глаз складывали ажурную паутину, в которой запуталась старость. Борода и усы тоже с проседью, но кажется подкрашены. Адмирал старательно выписывал вензеля в бумаге, не смотрел на меня. А когда закончил и положил перо в пенал, поднял на меня голову.

— Н-ну? — спросил он, слегка растянув слово. — Значит это вы и есть господин Рыбалко? Тот самый придворный синематографист и возмутитель рабочего люда?

— Так точно…, — почему-то по армейской привычке ответил я и едва под его внимательным взглядом не щелкнул каблуками, — это я и есть. Рыбалко Василий Иванович. Приехал вот, наконец.

— А я вас себе иначе представлял…, — он посмотрел на меня с небольшим прищуром. — Что ж, господин Рыбалко, проходите, присаживайтесь. Рассказывайте с чем пожаловали и по какой причине на вас вдруг осерчала вдовствующая Императрица.

Перед массивным столом стоял не менее массивный стул с вырезанными узорами. Вот на него я и присел. Из внутреннего кармана пиджака достал пухлое письмо:

— Вот, Ваше Высокопревосходительство, мне надлежало это вам передать. От Марии Федоровны, лично.

Наместник шевельнул челюстью, борода его колыхнулась волной.

— Странно, зачем это? Мы ведь уже получили все инструкции касающиеся вашей персоны.

— Это лично от императрицы. Она просила передать, минуя фельдегерей. Не могу знать, почему.

— Ну что ж, — выдохнул он. — Давайте, раз передали.

Ножом он сорвал гербовою печать, вспорол конверт. Вытащил из него несколько густо исписанных листов и еще один