— Ну и толпа! Где моя малышка Нина? Силы небесные, как ты вытянулась, девочка! — Младшая сестра Дайда, Нина, рассмеялась так, что на щеках у нее заиграли ямочки, а в черных глазах запрыгали дерзкие искорки. Лахлан подхватил ее на руки и закружил.

— Но, Лахлан, мальчик мой, что это? — дрожащим голосом спросила Энит. — Твои когти, они исчезли! Ты двигаешься так же изящно, как любой другой юноша. Что случилось? Как тебе удалось разрушить заклятие?

— Это долгая история, и я надеюсь, что ты напишешь о ней балладу, которая поможет привлечь людей на нашу сторону! — рассмеялся он. — Эй, Моррелл, поставь Энит на пол, в такую холодную ночь ты, должно быть, умираешь от жажды.

— А как же! — отозвался огнеглотатель. — Но почему ты держишь военный совет в полночь? В такой час все нормальные люди должны быть в постели!

— Сон сейчас — непозволительная роскошь, — ответил Лахлан, и улыбка сползла с его лица, оставив лишь многодневную усталость. — Я очень рад, что вы приехали, ибо нам нужна любая помощь, которую мы можем получить.

В кутерьме объяснений и представлений, которые последовали после этого, Лиланте стояла у стены, усталая и озадаченная. Она не понимала, как эта рыжеволосая женщина могла выглядеть так похожей на Изабо и в то же время так отличаться от нее голосом и характером. Она раздумывала, не могла ли такая разительная перемена стать результатом пыток, которым Изабо подверглась во время своего пленения, когда Лахлан представил ее как свою жену, Изолт Ник-Фэйген, и Мегэн пояснила:

— Она сестра Изабо, Энит. Они близнецы. Помнишь Изабо? Она была со мной, когда мы вместе пытались снять с Лахлана заклятие. Она тогда была совсем девочкой, да и Дайд ничем не напоминал того крепкого юношу, каким стал теперь.

— Ну разумеется, я ее помню! — воскликнула Энит. — Значит, это ее сестра? Я припоминаю, ты намекала на что-то подобное, когда мы в последний раз говорили.

Две старые женщины продолжали разговор, но Лиланте уже не слушала. Она сжала руки во внезапном приступе страха, заметив облегчение и радость, ясно отразившиеся на лице Дайда при словах Мегэн. Ее мучил вопрос, не был ли он в последний месяц таким притихшим из-за боязни, что его давняя подружка вышла замуж и носит дитя, а вовсе не потому, что его беспокоила враждебность сельских жителей. Когда дверь в дальнем конце зала бесшумно приоткрылась и вошла Изабо, Лиланте увидела на выразительном лице жонглера взволнованное ожидание и поняла, что ее подозрения оказались верными.

Потом она услышала, как радостный голос окликнул ее по имени, и Изабо, схватив ее за руки, чуть не задушила в объятиях.

— Слава Эйя! — воскликнула Изабо. — Я так беспокоилась о тебе все эти месяцы! Что ты здесь делаешь, Лиланте?

Всю тревогу и одиночество Лиланте точно рукой сняло, и она крепко обняла подругу.

— Я здесь, чтобы присоединиться к повстанцам, — ответила она хрипло и услышала зазвеневший колокольчиком такой знакомый смех Изабо.

— Мы больше не повстанцы, — сказала она. — В Самайн мы завоевали Лодестар и теперь правим страной, как и говорит старая пословица…

— Теми ее частями, которые не захвачены Яркими Солдатами и не находятся в руках сторонников Оула, — сухо поправила ее Мегэн, протянув древянице покрытую сеточкой синих вен смуглую руку. — Добро пожаловать в Лукерсирей, Лиланте. Я много о тебе слышала. Мы очень рады, что ты с нами.

Снаружи завывал ветер, швыряя в окна дворца пригоршни снега, но в комнате Изабо было тепло и тихо. Молодая ведьма велела принести из оранжереи кадку с землей, где Лиланте могла бы пустить корни, и древяница благодарно погрузила ноги в мягкую жирную почву. Ее стройный стан гораздо больше походил сейчас на ствол дерева, чем на человеческое туловище; руки, превратившиеся в гибкие ветви, свисали до пола. Лишь лицо сохраняло какое-то сходство с человеческим, хотя время от времени по нему проходила дрожь, точно зыбь на воде под легким дуновением ветерка, и тогда казалось, что Изабо беседует с плакучим зеленичным деревом, а не со своей лучшей подругой.

Было уже очень поздно, и дворец, наконец, утих. Лиланте изо всех сил сопротивлялась искушению полностью принять свою древесную форму и внимательно слушала рассказ Изабо о ее приключениях, который уже подходил к концу. Рыжеволосая ведьма постоянно прятала руки под шелковыми простынями, не жестикулируя, против своего давнего обыкновения. Лиланте знала, что она скрывает изувеченную руку, и раздумывала о том, какие же еще перемены произвели пытки и пленение в той беззаботной девочке, которую она знала еще чуть меньше года назад.

В колыбельке у кровати сонно захныкала малышка, и Изабо в тот же миг заглянула под полог, что-то успокаивающе приговаривая.

— Так значит, это ребенок Колдуньи? — прошептала Лиланте, и Изабо метнула на нее быстрый взгляд.

— Да, — ответила она, точно оправдываясь.

— В деревнях только и говорят о том, чтобы поднять армию и восстановить ее на троне. Говорят, наследницей назвали ее, а Лахлан Крылатый не имел права захватывать престол.

— Это воистину скверная новость, — прошептала в ответ Изабо. — Лахлан уже и так смотрит на девочку с недоверием. Кто знает, что он предпримет, если сочтет ее угрозой своей власти.

— А кому по праву принадлежит престол? — спросила Лиланте еле слышно, с деревянным хрустом подавив зевок.

Изабо пожала плечами и скользнула в постель.

— Как тебе сказать… Лодестар находится в руках Лахлана, а по закону Эйдана Белочубого тот, кто обладает Лодестаром, правит страной. Но все-таки Джаспер назвал наследницей малышку, а очень многие не хотят, чтобы времена Шабаша возвращались, и будут пытаться оспаривать права Лахлана. Мы надеялись, что спасение Лодестара предотвратит гражданскую войну, но, похоже, ее не удастся избежать.

Изабо взглянула на древяницу и увидела, что та закрыла длинные зеленые глаза, так что они стали похожи на простые сучки на гладкой коре ствола.

— Давай-ка спать, Лиланте, — сказала она ласково. — Я не могу разговаривать с деревом. А отдых тебе не помешает — мы все сейчас недосыпаем.

Ответом ей был лишь слабый трепет голых ветвей Лиланте, и Изабо легким движением руки погасила свечи на каминной полке и притушила огонь в камине до рдеющих углей. Однако сама не закрыла глаз, пристально глядя в темноту с сурово сжатыми губами. Она устала так, что каждая косточка в ее теле ныла, но в голове бродило слишком много тревожных мыслей, которые не давали заснуть.

Шла четвертая неделя зимы, и со времени успешного восстания и завоевания Лодестара прошел уже почти месяц. Месяц, наполненный лихорадочной активностью. В день зимнего солнцестояния состоялась пышная церемония коронации Лахлана, и его объявили Ри Эйлианана, а Изолт произвела невиданную сенсацию, превратив белый бархат, который принесла ей Туариса Швея, в брючный костюм вместо прилегающего платья со шлейфом, которое придворная портниха уже нарисовала в своем воображении.

В полуразрушенной Башне Двух Лун расположили заново созданный Шабаш, и Мегэн Повелительница Зверей со священным Ключом на груди возглавила торжественную процессию. День этот был для Мегэн одновременно и радостным, и горьким, ибо она не смогла собрать тринадцать колдунов и колдуний, необходимых для полного Совета Шабаша. После шестнадцати лет гонений все ведьмы, которым удалось избежать костров Оула, до сих пор скрывались, а добраться до Сияющего Города вовремя успели немногие.