— Прошу прощения?

Риккардо насмешливо взглянул на нее.

— А почему это тебя так шокировало? — спросил он небрежно. — Итальянские семьи веками так и складываются. Мои родители состояли в подобном и очень счастливом союзе — вплоть до смерти отца. Что может быть лучше такого союза — опытный мужчина, который может наставить юную непорочную девушку? Он научит ее тонкому искусству любви, а она продлит его годы отцовства.

У Энджи перехватило дыхание.

— Да вы… вы…

Он наклонился к ней ближе:

— Что я?

— Вы отвратительны, несовременны! Мне продолжать? — выпалила Энджи, стараясь подавить неожиданный прилив возбуждения, спровоцированный его близостью.

Но чем был вызван ее гнев? Может, не столько благородной целью защиты прав женщин, сколько тем фактом, что она сама совершенно не соответствовала критериям Риккардо? Энджи ведь не была ни юной, ни непорочной. Выходит, на роль его невесты она никак не подходит…

— Не могу поверить, что вы исповедуете такие отсталые взгляды! — закончила она раздраженно.

Удивительно, но вместо того, чтобы рассердиться на ее критику, Риккардо принял очень довольный вид, как кот, перед которым поставили целую миску сметаны.

— Я просто говорю то, что думаю. А современно это или нет, не мне судить. Кстати, я никогда не старался выглядеть другим, Энджи, — пробормотал он.

Да, это было правдой. Риккардо всю жизнь делал то, что ему нравилось. Не важно, что он разделял немодные и, с точки зрения многих, несовременные взгляды. Он просто не обращал на это внимания. Богатый, влиятельный и холостой, он жил так, как хотел, и не собирался ничего менять.

«Так что забудь об изысканном платье, которое надела, и уж тем более постарайся избавиться от своих чувств к нему, — сердито сказала себе Энджи. — Просто будь сама собой. Радуйся корпоративной вечеринке».

— Кто хочет открыть хлопушку? — весело спросила она.

Риккардо сидел, откинувшись на стуле, и наблюдал за тем, как Энджи вынимает из опустевшей обертки аляповатый браслет и с улыбкой надевает его на запястье. Она была из тех незаметных людей, которые спокойно, не требуя никакого внимания или похвал, делали свое дело и обеспечивали успешную работу его предприятия. Он мог разговаривать с Энджи так, как ни с какими другими женщинами. Куда бы зашел мир, если бы не было таких людей, как она?

Он сдвинул брови, когда в голову ему неожиданно пришла тревожная мысль. А что, если она захочет уволиться? Достаточно ли он ценил ее? Получала ли она все те привилегии, которые секретарь ее уровня должен был получать?

Его внимание привлекли кружащиеся за окном снежинки. Снег был редким явлением в Лондоне. Значит, ночь холодная. Он взглянул на алый шелк платья Энджи, и на его виске заметно забилась жилка. Очень холодная ночь. Холодно… Особенно в таком платье, как это…

— Как ты собираешься добираться домой? — неожиданно спросил Риккардо.

Энджи замерла.

— Домой? — глупо повторила она, беря ложечкой кусочек бисквита, залитого сбитыми сливками.

— Полагаю, что у тебя есть какой-то дом, — сострил он. — Где ты живешь?

Этот вопрос задел Энджи больше, чем должен был. Она знала о Риккардо все. Знала размер рубашки, которую он носил. Отели, в которых он любил останавливаться. Вино, которое он предпочитал. Она знала дни рождения его матери, брата и сестры и всегда напоминала заранее, чтобы он не забыл купить им подарки. Конечно, все неизменно кончалось тем, что ей самой приходилось выбирать эти подарки… Но разве это не было долгом каждой хорошей секретарши?

Она знала, где Риккардо любит кататься зимой на лыжах и где наслаждаться солнцем летом. Она знала, что он терпеть не может пудинг, но любит съесть кусочек черного шоколада, когда пьет кофе. Она даже знала, какие цветы он любил посылать женщинам в период ухаживания — темно-розовые розы. И знала, каким бывал его утешительный подарок, когда этот период неизменно заканчивался, — серьги с россыпью жемчуга и бриллиантов от одного зарубежного ювелира. А уж какое удовольствие испытывала Энджи, по его просьбе покупая эти утешительные подарки.

И после того, как она целых пять лет исполняла каждую его прихоть, стараясь, насколько это было возможно, облегчить ему жизнь, выясняется, что Риккардо Кастеллари даже не знает, где она живет!

— В Стэнхоупе, — ответила она, отложив ложку в сторону.

— А где это?

— На Пикадилли-Лейн, в сторону Хитроу.

— Но это в нескольких милях от города!

— Совершенно верно, Риккардо. Так и есть.

— А как ты добираешься туда?

— На метле, — хихикнула она.

Риккардо нахмурился. Энджи хихикает? Может, она опьянела?

— Я серьезно, Энджи, — сердито сказал он.

— О, тогда все в порядке. На метро. — Она склонила голову набок, и шелковая волна волос упала ей на плечо. — Как обычно.

Он представил себе подземку поздней ночью, битком набитую подвыпившей в Рождество публикой, и каково там будет Энджи?.. Его взгляд упал на ее удивительно тонкую талию, подчеркнутую легким платьем. Должно быть, он был не в своем уме, когда подарил ей этот наряд. Казалось, что ее грудь вопреки законам физики пытается вырваться из этого проклятого платья…

— Пошли. Надень свое пальто, — резко скомандовал он. — Я отвезу тебя домой.

Энджи неожиданно растерялась. Более того, она открыла рот от удивления:

— Вы собираетесь отвезти меня домой?

Его глаза сверкнули.

— Собираюсь.

— Вы имеете в виду… на метро? — совсем уже глупо спросила она, пытаясь представить своего босса-миллиардера, который спускается с ней по эскалатору в подземку.

— Нет, не на метро. — Он едва не содрогнулся. — На моей машине.

— Вы не можете везти меня домой на своей машине, — возразила она. — Вы выпили.

— Может, я и выпил, — мрачно заявил Риккардо, — но я знаю свою норму, — в отличие от тебя. И поверь мне, нет ничего более отвратительного, чем женщина с явными признаками опьянения.

— Крайне шовинистическое заявление!

Его глаза сверкнули.

— А я человек с шовинистическими взглядами, piccola…

Энджи сглотнула. Было что-то очень волнующее в том наполовину вызывающем, наполовину угрожающем тоне, каким он говорил с ней. A piccola, кажется, означает «маленькая»? Уголки ее рта опустились. Вряд ли это можно было посчитать комплиментом.

— Вы хотите сказать, что я пьяна?

— Нет, но пытаюсь сказать, что ты достаточно много выпила, чтобы вести себя… не так, как обычно. Ты не должна ехать домой одна — это небезопасно! А я не сам за рулем, кстати. Для этого существует Марко. А теперь бери свою сумку и пошли.