Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Верно, – сказал я. – Я вижу это наиболее четко в религиозных движениях этого мира. Как удивительна преданность некоторых сект, которые так твердо верят в частное суждение и право на свободу совести для своих лидеров и проповедников. Я могу объяснить это только психической силой. Вся инициация причастна к ней. Инициация – это своего рода спиритический сеанс, на котором вызываются духи, овладевающие новообращенными. Хуже всего то, что в теории эти загипнотизированные люди освящаются. Это всего лишь своего рода обожествление психической силы.
– Что вы думаете по этому поводу? – спросил Гильберт у Позелы.
– Психическая сила, – ответил он, – действительно является движущей силой в истории человечества. Бесполезно говорить о свободе, пока слабые люди беспрекословно подчиняются приказам других людей с более сильной волей, чем их собственная, даже в ущерб себе. Это одно из чудес этого мира и один из секретов возможности того разрушительного правления и беззаконного управления, которое мы видим, что люди так слепо подчиняются воле друг друга, а потом говорят о свободе.
Поскольку мы только что говорили о спиритизме, я предложил спиритический сеанс. Я не очень-то верил в это, но я знал, что Гильберт исповедовал себя медиумом, и я подумал, что, если в этом что-то есть, это может быть способом раскрыть тайну о моем таинственном друге, не задавая ему вопросов. Мне показалось, что сначала он возражал против спиритического сеанса, но в конце концов согласился присоединиться к кругу. Мы приглушили свет и положили руки на стол в нужной последовательности. Через несколько минут у Гильберта появились симптомы сонливости, а затем, казалось, начались легкие конвульсии – обычный симптом того, что спиритуалисты называют "быть под контролем". На столе под покрывалом лежал лист бумаги и карандаш.
– Снимите это покрывало, – сказал Гильберт.
Я сделал это, и на бумаге были начертаны следующие слова:
"Мы не можем ничего раскрывать сегодня вечером. В комнате находится один человек, которого мы не можем понять, но который кажется нам совсем не таким, каким он кажется вам. Возможно, он знает больше, чем мы".
Позелу не понравилось это сообщение. Он встал из-за стола и почти весь вечер хранил молчание. На следующее утро он отправился в американское турне.
Глава VI. Глава о любви
Прошло шесть месяцев. Для меня это был один из самых насыщенных событиями периодов моей жизни. Я сдавал экзамен на степень. Мои оценки были не столь высоки, как я надеялся, поскольку парижское приключение сильно отбросило меня назад в учебе. Тем не менее, я улучил момент и нашел несколько блестящих и свежих мыслей моего таинственного друга, которые пригодились мне на экзамене.
– Нам пришлось проверить вас на первый класс, потому что некоторые из ваших ответов были настолько замечательными, – сказал мне потом один из экзаменаторов. – Где вы вычитали эти необыкновенные идеи?
– Я никогда их не читал, – ответил я, – я только слышал их от одного очень необычного и эксцентричного гения, которого я встретил в Париже. Мне кажется, что они верны, хотя откуда он их взял, я не могу сказать.
****
После окончания Оксфорда я стал частным репетитором молодого человека по имени Уильям Ричардсон, сына богатого никудышного плутократа из Манчестера, который хотел, чтобы его сын отправился под руководством оксфордского репетитора в турне по Европе. Поскольку я уже достаточно хорошо знал Францию, я был вполне пригоден для такой работы. Однако наше путешествие вышло за пределы Франции, в Швейцарию и Германию. Мы отправились в Страсбург, затем в Шварцвальд, где в течение нескольких дней совершали очаровательную пешеходную экскурсию. Во Фрайбурге мы сели на поезд до Баля, а оттуда пешком через регион Юра до Берна.
В Берне мы встретили очаровательную семью, отца, мать и дочь, Кристоферсонов, с которыми меня познакомили друзья по колледжу. Я нашел мистера Кристоферсона самым приятным знакомым, который особенно соответствовал моему душевному настрою. Мы часто совершали экскурсии в горы вместе с молодым Ричардсоном, иногда в компании двух дам, которые очень приятно отзывались об уме моего юного подопечного. Должен сказать, что поначалу я несколько завидовал тому вниманию, которое мисс Кристоферсон уделяла Ричардсону, но вскоре убедился, что она просто покровительствует неотесанному парню, которого, как мне кажется, она скорее презирала, чем восхищалась, хотя в добром расположении духа иногда выводила его в свет.
Я никогда не забуду эти прогулки и поездки вокруг Берна на фоне великолепных снежных Альп или у бурлящего Аара. Это одни из самых ярких моментов моей жизни. Несколько раз я упоминал о моем таинственном друге и избавителе Позеле, от которого я не получил ни одного письма или сообщения с тех пор, как он уехал в Америку.
– Мне бы так хотелось, чтобы вы с ним встретились, – сказал я однажды Мод Кристоферсон, когда мы гуляли по холмам близ Берна. – Возможно, вы сможете разгадать его тайну. Говорят, что дамы острее распознают секреты, чем мужчины.
– Мне бы очень хотелось, – сказала Мод, – познакомиться с вашим таинственным другом. Человек, который может вывезти друга из Парижа в разгар осады через прусские линии, который обладает такой удивительной способностью усыплять людей, когда ему это нужно, который так сведущ во всех вопросах и при этом так молод, такой восхитительный Кричтон, который никогда ничего не расскажет о своей нации или происхождении, – это действительно любопытная личность, с которой стоит познакомиться. Мне нравятся эксцентричные люди. Ваш друг похож на Жозефа Бальзамо из романа Дюма, но я надеюсь, что он не такой плут.
– Нет, я вполне уверен, что он не плут, хотя и загадочный. Он кажется религиозным в своем роде, хотя в чем его религия, я не могу определить. Он очень благоговейно отзывается о каждой форме христианства, а в поведении кажется вполне последовательным. Его манера поведения в церкви Святого Ансельма была самой набожной, а что касается модного скептицизма века, то он всегда отзывался о нем с невыразимым презрением, как о чем-то скорее глупом, чем