Впрочем, не будет ему никакой науки. Вик абсолютно уверен в бессмысленности своей маленькой победы: пятилитровый двигатель против двигателя «тойоты» объемом 1,8. К тому же у него сейчас время снисходительности, обретающейся между домом и работой, время непринужденного движения, смягченного натуральной кожей, время изолированности от городского шума и гари посредством кузова машины, тонированного стекла и чувственной музыки. Длинный нос «ягуара» ныряет в первый тоннель. Внутрь-наружу, вниз-вверх. Вик проезжает по тоннелям, петляет по дорогам, въезжает по асфальтированному пандусу на шестирядную автостраду, возвышающуюся над улочками его детства, как гигантская цементная рука. Каждое утро Вик проезжает над тем кварталом, где жила его бабушка, и над тем, где он вырос. Его овдовевший отец упрямо не уезжает отсюда, словно моряк, не желающий покидать тонущий корабль, несмотря на все попытки Вика убедить его перебраться в другое место. Он целыми днями вздрагивает, глохнет от шума и задыхается от выхлопных газов: автострада проходит в тридцати ярдах от окна его спальни.

Вик сворачивает на автомагистраль, которая ведет на северо-запад, и первые несколько миль дает волю «ягуару» — мчится по крайнему ряду со скоростью девяносто миль, внимательно глядя в зеркало заднего вида. В час пик полиция редко доставляет неприятности водителям, но за потоком машин все же следит. Пейзаж справа и слева абсолютно одинаков и настолько привычен, что Вик его попросту не видит: бесконечная череда домов и заводов, складов и гаражей, железнодорожных линий и канав, груды металлолома и искореженных машин, контейнерные порты и автобазы, башни-холодильники и газометры. Черно-белый пейзаж под низким серым небом, горизонт заволокло серой дымкой.

К этой минуте Вик Уилкокс, если быть точным, уже покинул пределы города Раммиджа и очутился в районе, известном под названием Темный Пригород. Этим прозвищем его наградили потому, что в годы расцвета промышленной революции здесь постоянно висела дымовая завеса и все вокруг было покрыто слоем угольной пыли и копоти. Вик не очень хорошо знает историю этого района, хотя его работа о нем на конкурсе в колледже заняла призовое место. В начале XIX века здесь обнаружили богатые залежи полезных ископаемых: угля, железной руды, известняка. Построили шахты, выкопали карьеры, понатыкали всюду металлургических заводов и внедрили новую технологию: плавку железной руды на коксовом топливе с использованием известняка в качестве флюса. Поля постепенно застроились надшахтными зданиями, литейными цехами, заводами, мастерскими и рядами жалких хибарок для работавших здесь мужчин, женщин и детей, — бестолковая и убогая городская окраина, мрачная днем и пугающая ночью. Писатель Томас Карлайл в 1824 году так описал ее: «Страшное зрелище… над ним постоянно висит густое облако ядовитого дыма… а ночью этот район превращается в подобие вулкана, извергающего огонь из тысячи кирпичных труб». Чуть позже Чарльз Диккенс писал о своей поездке по «долгим милям гаревых дорожек, мимо пылающих печей, ревущих паровых двигателей и такой жуткой грязи, уныния и нищеты, каких мне видеть еще не доводилось». Королева Виктория, когда проезжала через эту местность, задергивала занавески на окне своего купе, чтобы ее взгляд не осквернился уродством и убожеством.

С тех пор и экономика, и внешний вид этого района сильно изменились. Залежи угля и железной руды были выработаны, или их разработка стала невыгодной, и, как следствие, пошла на убыль выплавка. Но те отрасли, в основе которых лежит литье, ковка, инженерные разработки, т. е. все то, что в просторечии называется «металлургия», — эти отрасли расширялись и множили свои предприятия до тех пор, пока их заводы не сомкнулись стена к стене и не слились с разраставшимися пригородами Раммиджа. В результате сокращения объемов производства в тяжелой промышленности и использования новых источников энергии воздух заметно очистился, хотя теперь атмосферу сильно загрязняют выхлопные газы машин, снующих по дорогам, которыми окружен и прорезан весь этот район. В наши дни Темный Пригород едва ли заметно темнее соседствующего с ним города, да и на пригород он похож мало. Иностранные туристы считают, что этот район получил свое название не из-за загрязненности воздуха, а по внешности большинства его обитателей, иммигрантов из Индии, Пакистана и стран Карибского бассейна, перебравшихся сюда во время промышленного бума 50-х и 60-х годов, когда здесь было навалом рабочих мест. Теперь же именно они и стали основными жертвами безработицы.

Как-то очень уж скоро пришло время съезжать с магистрали и спускаться на улицы поуже, битком набитые светофорами, объездами и развилками. Это Западный Уоллсбери — район, где преобладают мелкие и крупные, старые и новые заводы. Многие из них стоят, другие и вовсе бесхозные — они смотрят на мир сквозь окна с битыми стеклами. В последние годы судебные тяжбы и закрытия заводов опустошили этот район, и его улицы обезлюдели. После того, как в 1979 году пришли к власти тори, которые позволили курсу фунта стерлингов подняться за счет бедственного положения «Норт Си Ойл» в начале 80-х годов и то ли сделали британскую экономику беззащитной перед лицом иностранной конкуренции, то ли (как считают многие) повысили ее эффективность (Вик склоняется к первой точке зрения, но иногда, под настроение, признает и вторую) — так вот, после этого треть инженерных компаний в Вест-Мидландс закрылась. Нет ничего более жалкого и плачевного, чем вид закрывшегося завода. Уж кто-кто, а Вик Уилкокс это знает: в свое время он сам курировал закрытие заводов. Завод подпитывается энергией от собственной работы, воя и грохота станков, лязга металла, беспрерывного движения сборочных конвейеров, быстрой смены бригад, свиста аэродинамических тормозов, рычания моторов подвозящих сырье фургонов — у одних ворот и вывозящих готовую продукцию — у других. Стоит положить всему этому конец, и вокруг становится тихо и пусто. Остается только огромное дряхлое здание, в котором холодно, грязно и неуютно. Будем надеяться, что с «Принглс», как говорят, ничего подобного не случится. Будем надеяться…

Вик уже почти добрался до своего завода. Вот над выцветшей витриной горит алая неоновая надпись «Сауна Сюзанны» — постоянная тема невинных шуток на работе у Вика. Для него самого это всего лишь удобный ориентир. Через сто ярдов он сворачивает на Кони-лейн, минует «Шопфикс», «Изоляционные материалы Аткинсона», «Битомарк», потом едет вдоль железнодорожных рельсов, которые тянутся по краю территории «Принглс», и наконец подъезжает к главному входу. Рельсы длинные, территория большая. В послевоенные годы, лучшие годы «Принглс», на компанию работали четыре тысячи человек. Теперь их меньше тысячи, и большая часть оборудования не используется. В некоторых зданиях и пристройках Вик не бывал ни разу. Дешевле дать им развалиться, чем сносить их.

У шлагбаума Вик нетерпеливо подает сигналы. В окошке появляется лицо охранника и расплывается в обворожительной улыбке. Вик сдержанно кивает в ответ. Небось газету читал, шельмец. Его предшественника по настоянию Вика выгнали перед Рождеством. Неожиданно вернувшись на завод среди ночи, Вик застукал его за тем, что он смотрел телевизор вместо того, чтобы смотреть на экраны мониторов, ведь именно за это ему платят. Судя по всему, этот ничуть не лучше. Может, стоит обратиться в другую охранную фирму? Вик берет себе на заметку: обсудить этот вопрос с Джорджем Прендергастом, директором по персоналу.