Мистер Марлоу вздохнул.

Лорд Розем ответил с легкой усмешкой:

— Я действительно помог вашему отцу уладить недавние проблемы с профсоюзом. И с гордостью могу сказать, что вопрос разрешен всецело в нашу пользу. Если бы мы пошли навстречу требованиям профсоюза, фабрику следовало бы закрыть как нерентабельную. И тогда, дорогая, на улице оказалось бы триста человек.

Сэмюэльс выключил мотор, остановив машину у ворот «Иннер темпл»[2], и этот звук немедленно вернул Урсулу к действительности. Она заметила Тома Камберленда — управляющего отцовскими судостроительными складами, желанного гостя на вечерах у миссис Помфри-Смит, — который шагал по направлению к Бувери-стрит, подняв воротник от ветра. Урсула со вздохом опустилась на сиденье. Том часто бегал по поручениям своего патрона, а она не хотела, чтобы ее заметили. Мысль о том, что придется объяснять ему свое присутствие здесь, была нестерпима. У прислуги и так уже было чересчур много пищи для сплетен.

Том быстро прошел мимо, и Урсула неуклюже выбралась из машины, отказавшись от помощи Сэмюэльса и велев ему дожидаться ее.

Она разгладила юбку, оправила шляпу, а затем ступила в четырехугольный внутренний двор, ловя любопытные взгляды одетых в черное мужчин. Некоторые были в париках и мантиях, другие (как она предположила, клерки) — в однобортных пиджаках. С одутловатыми лицами, неестественно прямые, они проходили мимо с надменным видом. Урсула подтянулась. Она миновала позолоченную доску, на которой значились имена адвокатов. С левого края было написано «Лорд Оливер Розем, королевский адвокат — № 11». Урсула зашагала вверх по лестнице.

Протиснулась сквозь толпу у дверей № 6, поднялась на третий этаж и громко постучала в покрытую черным лаком дверь, на которой золотой краской была выведена цифра 11. Открыл низкорослый мужчина, лысый, с седеющей бородкой, — клерк лорда Розема. Он окинул Урсулу подозрительным взглядом.

— Боюсь, лорд Розем не принимает посетителей в этот час. Если вы желаете воспользоваться его услугами, поговорите прежде со своим солиситором.[3]Должен предупредить вас, что его милость в настоящее время очень занят. Он не берется ни за какие новые дела…

Девушке пришлось перебить коротышку:

— Меня зовут Урсула Марлоу. А вы, должно быть… — она быстро взглянула на табличку на двери, — мистер Харгривз. Будьте любезны, сообщите его милости, что я хочу увидеться с ним немедленно.

Мистер Харгривз не двинулся с места.

— Вы, несомненно, осведомлены о том, насколько полезны и выгодны отношения, существующие между лордом Роземом и моим отцом, — продолжала Урсула. — Надеюсь, что вы передадите мои слова лорду Розему… без промедления.

Мистер Харгривз по-прежнему стоял столбом.

— Не думаю, что сегодня его милость ожидает визита кого-либо из членов семейства Марлоу, — неторопливо произнес он.

Урсула не собиралась отступать:

— Тем не менее будьте так добры передать ему, что один из членов семейства Марлоу здесь и хочет видеть его и что это дело особой важности.

— В настоящее время у его милости очень серьезное совещание.

— Мистер Харгривз, вы умышленно пытаетесь меня задержать?

Коротышка посмотрел на Урсулу. Она почувствовала, что краснеет, но твердо выдержала его взгляд.

— Пожалуйста, заходите и подождите, — наконец сказал он. — Я узнаю, сможет ли лорд Розем увидеться с вами.

— Благодарю вас.

Урсула вошла; ее провели по узкому коридору, который был уставлен книжными шкафами, набитыми судебными отчетами в кожаных переплетах.

— Пожалуйста, подождите здесь. — Харгривз указал ей на кресло в дальнем углу комнаты. За креслом стоял деревянный шкаф с выдвижными ящиками, а на столе клерка, на металлическом подносе, лежала высокая груда папок, каждая из которых была перевязана розовой ленточкой.

Харгривз постучал в дверь справа от стола и молча вошел, оставив Урсулу сидеть и собираться с духом. Она заранее отрепетировала предстоящий разговор (все утро только этим и занималась), но теперь не могла вспомнить ни начала, ни конца — даже вопросов, которые с такой тщательностью обдумала. Голова была пуста.

Девушка не сомневалась, что лорд Розем заставит ее ждать. Не сомневалась, что он откажется обсуждать с ней это дело или пришлет записку с клерком. Однако он почти в то же мгновение появился в дверях. Урсула не успела даже удостовериться, что шляпа сидит на ней как должно. Лорд Розем казался удивленным. Слегка взволнованным. Даже растерянным. Как будто она, вторгнувшись в его владения, застала хозяина врасплох.

— Мисс Марлоу, — сказал он. — Это так… э… так неожиданно.

— Я приехала сюда, чтобы поговорить о деле Стэнфорд-Джонс. Есть ли что-нибудь новое? — Урсула слышала свой голос — чистый и сильный, хотя последние остатки уверенности покинули ее, когда она встретила настороженный взгляд лорда Оливера. Он всегда был высоким и аристократически худым (безукоризненная осанка и тонкая верхняя губа), но теперь показался ей сутулым и истощенным. Волосы, обычно гладко зачесанные назад, падали ему на глаза. У него был вид человека, который никак не может прийти в себя от потрясения.

— Господи! — невольно воскликнула Урсула. — Что случилось?

В голове у нее пронеслись самые разнообразные предположения. Фредди умерла в канаве. Отец убит в своем купе… Воображение Урсулы не нуждалось в серьезных стимулах.

Лорд Розем приподнял брови. Самообладание быстро вернулось к нему.

— Случилось?

— У вас плохие новости? Что-то с Фредди?

— С Фредди?

— Уинифред.

— Мисс Стэнфорд-Джонс? Нет, с ней пока ничего не случилось, насколько мне известно.

— Тогда в чем дело? — спросила Урсула. — Вы выглядите так, словно получили ужасное известие.

Лорд Розем провел длинными пальцами по волосам, придавая им надлежащий вид.

— Прошу вас, мисс Марлоу, — сухо сказал он, — обойдемся без истерик. Заходите.

Урсула последовала за лордом Роземом в его богато обставленный кабинет. Над рабочим столом висел роскошный, великолепной работы гобелен на сюжет одной из картин Эдварда Берн-Джонса: ангельского облика женщина выходила из башни, осторожно балансируя весами правосудия в руках. Башня была темной, увитой плющом, тогда как фигуру женщины, выступившую из-под арки, заливал мягкий золотистый свет. Урсула почему-то ожидала, что кабинет лорда Розема окажется аскетически суровым, что на стене не будет ничего, кроме оксфордского диплома в рамочке.