Надо бы спросить кого-нибудь, что случилось, ведь я выросла в диких горах и не имею понятия о звуке летящего самолёта. Но ловить кого-то наугад во дворе не имело смысла, а «мой» монах из своей кельи не вышел. Ну и к лучшему: учили же меня как можно меньше врать. Взволнована я была донельзя, и повезло, что некому было это заметить.

Поглядывая в окно, я обнаружила, что за ворота отправляется целый отряд простых монахов во главе с ламой. Не составило труда догадаться: собираются помочь гостям нести вещи. До вечера так никто и не появился. Стремительно стемнело, как это всегда бывает в горах. Значит, следовало ожидать появления «пришельцев» в лучшем случае завтра.

Я улеглась на своё тощее одеяльце и принялась успокаивать сознание.

Бродов распрощался с подчинёнными, всех поблагодарил за образцовую организацию операции и отправился пешком по направлению к Волге. Он не торопился: решил сделать себе маленькую поблажку в виде прогулки по зелёным улицам и созерцания заката за рекой.

Не известно, по какой причине, но совершенно точно, что в Москве он мог годами преспокойно обходиться без общения с природой. Если, конечно, не считать обязательных отпускных поездок в черноморские санатории. Он не любил гостевать на дачах у сослуживцев, а к брату в деревню ездил крайне редко и ненадолго – лишь для того, чтобы не утратить вовсе связь с тамошней роднёй. Иной раз хотелось пройтись по лесу и поискать грибов. Что ж, он отправлялся на служебной машине, шофёр – страстный грибник – не скрывал радости. Одной такой двухчасовой вылазки Бродову вполне хватало на весь сезон. В целом же… То ли Москва сама по себе была достаточно расцвечена зеленью скверов, парков и дворов, то ли её красота и живое разнообразие с успехом заменяли изменчивую прелесть природных явлений – в ней спокойно можно было оставаться безотлучно сколь угодно долго.

Теперь же, меньше полугода проведя в Куйбышеве – городе крупном, промышленном, местами весьма солидном и современном, – Николай Иванович беспрерывно чувствовал нехватку зрительных впечатлений. Вроде и не сказать, чтобы деревьев в центре города было мало, даже наоборот. Кое-что из архитектурной старины в сохранности. И всё же глазу не на чем отдохнуть. Исправляли положение лишь краткие командировки в Москву.

К середине лета раскалённый солнцем, пыльный каменный мешок центра города превратился в настоящую пыточную камеру. Николай Иванович, если только время позволяло, отправлялся по делам пешком, стараясь сделать крюк по набережной, а вечером – завернуть в Парк культуры, ботанический сад. Беда в том, что время позволяло крайне редко.

Именно потому, что воздух города представлялся Николаю Ивановичу вредным, он выбрал для здания Школы место на зелёной северной окраине. Жаль, туда не переведёшь лаборатории и руководство группы: всё же надо находиться как можно ближе к другим ведомствам и службам наркомата. Но детей – интернат и классы – удалось разместить в симпатичном здании с палисадником, расположенном среди садов.

Сегодня новые ученики впервые собрались вместе. Ещё только июль. Но решили не откладывать сбор на месяц, до августа. Пусть пока отъедаются, знакомятся со Школой, с наставниками, со спецификой занятий. Приезжал познакомиться с ребятами и куратор школы – товарищ Бродов. Школа теперь – полноценное учебное заведение, в ней есть свой начальник. Для детей – «директор». Николай Иванович осуществляет общее руководство. Для детей он – из категории «наши шефы».

Ребятишек набрали от восьми до двенадцати лет. Некоторые – из тех, что были взяты на заметку ещё до войны. Другие найдены буквально в последние месяцы. Николай Иванович, едва вернулся в марте в Куйбышев, дал распоряжение возобновить поиск способных детей. Проверяли не только нейроэнергетические возможности, но также и психическую устойчивость, и семейное окружение. За время весеннего затишья на фронтах удалось спокойно подготовить всё необходимое для открытия Школы.

Ребят старше двенадцати на сей раз набирать не стали: подростки нынче наравне со взрослыми работают, заботятся о семьях. Если они куда и стремятся всей душой – то на войну, а не в секретную школу, где занимаются вещами странными и на первый взгляд далёкими от нужд фронта. Кто-то остался единственным кормильцем семьи. Кто-то не захочет уезжать от матери и младших сам, а кого-то не пустят родители. Ничего, и так сделали отличный набор.

Михаил Маркович тем временем, собрав лучшие умы двух лабораторий, разработал новую методику взаимодействия с семьями детей и сохранения секретности. Бродов потребовал, чтобы методика была универсальной, надёжной, безвредной для психики и бескровной. Ему с лихвой хватило ошибки, совершённой при приёме в Школу Таисии! Необратимые последствия и для дела, и для ни в чём не повинной девочки, и для самого Николая Ивановича расхлебать удалось с огромным трудом, и то не полностью и не до конца. Тогда его извинял дефицит времени, недостаток опыта и чрезвычайность ситуации в стране. Теперь же все условия для разработки методики были.

После долгих дискуссий и бессонных поисков нашлось решение, простое и изящное.

Дети будут изучать общеобразовательные дисциплины, как в обычной школе. Часть из них – более углублённо. Всё это – не секрет. Об этом можно рассказывать родителям, друзьям детства. А вот перед началом каждого урока и практического занятия по нейроэнергетике, а также в процессе объяснения особо важных тем учитель будет спокойно, совсем не педалируя, повторять: «Это секретная информация».

Далее ребятам объяснят, что в письмах нельзя передавать секретных сведений. Если и напишут лишнее – не беда: на то и производится перлюстрация по законам военного времени. Всё лишнее будет вымарано. Если много слишком запрещённого в письме – воспитатель научит, что и как следует переписать. Это – первое.

Второе. Если родственники и хотели бы навестить своих чад, то не имеют такой возможности: кто воюет, кто работает до седьмого пота, кто перебивается с хлеба на воду и не имеет средств на дорогу. Если кто всё же соберётся, товарищи на месте найдут способ мягко и незаметно остановить.

И третье. Каникулы. У любого ребёнка обязательно должны быть каникулы. Иначе он не будет чувствовать себя свободным человеком, делающим в своей жизни свободный выбор. Он будет заключённым лагеря, пленником.

Так вот, перед неизбежной встречей с родными и друзьями Михаил Маркович или любой дежурный психиатр делает простое внушение, в результате которого всякая секретная информация и секретные умения будут временно погружены в забвение. То есть они, может, даже и будут помниться, но смутно, как сквозь сон, и рассказывать о них не захочется, а если и захочется, то мысли станут разбегаться, слова – путаться. Очень мягкое внушение. Подойдёт и негипнабельным – тогда вводится через добровольный транс, что отлично отработано с Таисией. По возвращении в Школу формула контрвнушения всё вернёт на свои места.

Тот же метод предварительной маркировки информации поможет расстаться с человеком, оказавшимся впоследствии неподходящим для секретной нейроэнергетической работы: ему «сотрут» ровно ту часть памяти, которая касается непосредственно закрытых сведений, зато непрерывность самосознания удастся сохранить…