Потом я принялся штудировать учения Нового Завета о жизни после смерти – только чтобы обнаружить, что между его многочисленными авторами нет согласия. Павел недвусмысленно утверждал, что «жизнь во Христе» вечна, а жизнь вне Христа просто заканчивается смертью. Рай у Павла носит неопределенный характер, а ада в его писаниях нет вообще. Наказание вечным пламенем, с которым связаны традиционные представления о преисподней, – преимущественно дар Матфея с весьма щедрым добавлением книги Откровения. Долина Еннома, впервые упомянутая в иудейских писаниях в книге Иисуса Навина (Нав. 15:8; 18:16) – отведенная под мусорную свалку а потому там постоянно полыхали костры, – у Матфея стала геенной огненной. Затем Матфей и другие религиозные лидеры раздували пламя геенны до тех пор, пока оно не стало символом карающего гнева Божия. Так родилась пылающая адская бездна. С другой стороны, четвертое Евангелие приравнивает вечную жизнь к «познанию Христа» или «вере в Христа» (Ин. 6:47, 17:3). Рай у Иоанна – это скорее качество жизни, нежели количество дней. Многообразие идей Нового Завета по столь важному вопросу заинтриговало меня, но эти знания опять-таки не способствовали моей писательской задаче.

Безусловно, воскресение занимает центральное место в евангельском изображении Иисуса, однако я обнаружил, что даже этот вопрос трактуется весьма широко и разнообразно и Павлом, и авторами Евангелий. Более ранние авторы Нового Завета говорят о воскресении как деянии Божием, делая из него событие вне времени и пространства. В пространстве и времени можно ощутить лишь его проявления, а не суть. Более поздние авторы Нового Завета говорят о воскресении как о чем-то, что совершил Иисус в определенный момент и в определенном месте, и именно потому свидетели могли увидеть и описать это событие. В самом раннем из Евангелий нет рассказа о том, как воскресший Христос явился кому-либо. Марк представляет читателям лишь пустой гроб, объявление о воскресении и обещание будущего[4].

Матфей, пишущий через десять лет после Марка, весьма неоднозначен в том, что касается смысла воскресения. Он подправляет рассказ Марка о женщинах, явившихся в сад на рассвете первого дня недели, и позволяет им увидеть воскресшего Христа во плоти, в чем особенно отказал им Марк (ср.: Мк. 16:1–8 и Мф. 28:1-10). Но когда Матфей ведет речь о том, как воскрешенный Христос является своим ученикам в Галилее, он говорит отнюдь не о воскрешенном теле, а о преображенном божественном существе, сошедшем с небес (Мф. 28:16–20). Только Лука, а после него – Иоанн обратили воскресение Иисуса в прямом смысле в телесное оживление (см.: Лк., гл. 24 и Ин., гл. 20). Если сопоставить эти данные, станет ясно, что Новому Завету недостает последовательности даже в таких главнейших моментах христианской традиции, как воскресение Иисуса. Узнавать все это было интересно, однако приобретенные знания опять ни к чему не привели.

Затем исследования побудили меня к поиску смысла смерти и жизни после смерти в других великих мировых религиях. Было бы неправильно называть мои исследования всесторонними или исчерпывающими, однако они заняли почти год моей жизни. Я читал буддистскую «Тибетскую книгу мертвых» и индуистскую «Бхагавадгиту». Я изучал вопросы, связанные с реинкарнацией. Мне казалось, основное назначение реинкарнации – ответ на вопрос о справедливости, тот же самый, ответ на который на Западе дают рай и ад. И то и другое имеет отношение к вознаграждению и наказанию, то есть призвано управлять поведением в этой жизни, а не просвещать нас насчет природы вечности. Все представления о загробной жизни как месте получения награды за добродетели или наказания за грехи должны были утратить для меня всякий смысл, прежде чем я мог углубиться в суть этого вопроса. Они утратили, а я углубился, – но только много лет спустя.

Наконец я занялся анализом более современных трудов так называемых «парапсихологов». Я даже участвовал вместе с другими преподавателями в конференции с несколькими подобными специалистами в Джорджтаунском университете в начале 80-х годов XX века. Эта конференция была проведена стараниями Клейборна Пелла, покойного сенатора-демократа от Род-Айленда, более известного «грантами Пелла», носящими его имя. Мне представилась возможность не только послушать лекции участников конференции, но и подолгу беседовать с ними лично. На этом этапе исследований я побродил по стране «внетелесного опыта» или «околосмертных переживаний». Я прочитал немало публикаций в этом литературном жанре, в котором, как утверждают авторы, они задокументировали случаи смерти и возвращения из мертвых в то же тело после того, как люди отправляли некие послания или завершали другие посмертные приключения. Мне известно, как мы все жаждем получить весточку от любимых, ушедших из этой жизни, и потому я выслушивал подобные рассказы с вниманием и сочувствием. Но я поймал себя на том, что скептицизма в моем отношении больше, чем убежденности. Тем не менее я продолжал идти тем же путем, поскольку считал, что должен изучить каждое подобное утверждение, какими бы странными, а иногда и дикими ни казались некоторые из них лично мне.

Все эти исследования принесли огромную пользу мне самому, но ни одно не привело меня к документально подтвержденным данным, способным стать основой книги. Я не мог сузить тему до того, о чем был в состоянии написать. Каждое новое озарение как будто открывало разные двери, в которые мне требовалось войти, и знакомило меня с новыми идеями, которые обязательно надо было исследовать. В итоге план книги никак не вырисовывался. Наконец я в досаде бросил этот проект и занялся вопросами, по которым мне было что написать. И считал, что к этой теме уже не вернусь никогда.

В этот период моей жизни я написал свои, несомненно, самые оригинальные книги, что убедило меня в правильности принятого решения бросить тот самый проект. Все эти книги служили делу перевода библейского опыта и богословских понятий на язык нашего времени и места в истории. Когда я написал автобиографию Here I Stand: My Struggle for a Christianity of Integrity, Love and Equality («На том стою: моя борьба за христианство цельности, любви и равенства»), публикация которой, по замыслу, должна была совпасть с моим уходом на покой, я решил, что период моей работы над книгами завершен. Затем, по прошествии нескольких лет после ухода с поста епископа, я стал преподавателем на полную ставку и даже публиковал еженедельную колонку. Этот карьерный сдвиг привел к тому что в 2003 году я подписал с моим издателем новый, вроде как последний контракт. Он предусматривал написание трех книг за пять лет, начиная с 2004 года, чем, видимо, и должна была завершиться моя писательская деятельность. Идея первой из этих книг родилась у моего издателя. Книга вышла в 2005 году под названием The Sins of Scripture: Exposing the Bible's Texts of Hate to Reveal the God of Love («Грехи Священного Писания: обнажение ненависти в библейских текстах ради обретения Бога любви»). Вторая стала выражением моей страсти к подведению итогов богословского пути, по которому я так долго шел. Она вышла в 2007 году и называлась Jesus for the Non-Religious: Recovering the Divine at the Heart of the Human («Иисус для неверующих: возвращение божественного в сердце человека»). А потом пришло время принимать решение относительно темы книги, которая должна была стать для меня последней.