Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, я прошел ряд определенных биологических стадий, не подозревая о них и никак не управляя ими. Я «шевелился» в утробе моей матери – по крайней мере, в елизаветинском английском таким словом («quickened») именовали новые явления, возникшие примерно в середине маминой беременности. Когда в христианских вероучениях говорится о «the quick and the dead» – это не «быстрый и мертвый», речь не о пешеходах Нью-Йорка: имеются в виду живые и мертвые. Эти признаки моей жизни мама ощутила как шевеления, именно тогда впервые осознав, что носит в себе другую жизнь, отличную от ее собственной и уже не подчиняющуюся ей. Так началась моя сепарация. Для осознания факта моего существования мне понадобилось гораздо больше времени, чем моей матери. А пока, если я и знал или мог испытывать что-либо, я по-прежнему оставался частью матери и занимал единственное пространство, о котором в то время имел представление.
Когда пришел срок маминому телу исторгнуть меня в огромный мир, о котором я заранее понятия не имел, я, подобно большинству младенцев, располагался, как положено, головой вперед, к родовым путям. Мне предстояло родиться нормально, а не с тазовым предлежанием, и это опять-таки определили силы природы, над которыми я был не властен, и насколько нам известно, тазовое предлежание не накладывает сколько-нибудь длительного отпечатка на тех, кто рождается подобным образом. Сокращения мышц маминой матки вытолкнули меня наружу. Уже в момент рождения я впервые столкнулся с некоторыми особенностями большого мира. Я осознал изменение температуры, муки голода, неудобства, когда я пачкался при осуществлении функций собственного организма, беспомощность и, возможно, в первую очередь, – чувства отделенности, обособленности и одиночества.
Ничто из перечисленного я не мог осмыслить, но все это мне пришлось терпеть. Известно, что роды тяжело даются матерям. Мы признаем это, описывая процесс деторождения такими словами, как «потуги» или «родовые муки». Но мы не догадываемся, что и для новорожденных появление на свет оказывается нелегким. Детей оно даже может травмировать.
Очень скоро, словно вознаграждая меня за перенесенную травму, мой рот поднесли к материнскому соску, и я снова почувствовал себя «единым». Я покоился у нее в руках, ощущал тепло ее тела, и это отчасти приглушало тревоги, вызванные нашим разделением.
Это событие было настолько близким к возвращению в матку, насколько это возможно, но я уверен: если бы мне дали право высказать свое мнение, я заявил бы, что хочу вернуться. Я определенно не имел ни малейшего представления о том, что значит быть «личностью», и не горел желанием это узнать. Безусловно, я не подозревал, что отныне таков мой постоянный статус и, следовательно, моя участь. У меня не было никакого понятия о том, насколько велик мир, в котором я только что очутился, и что в нем есть люди, не входящие в круг моей семьи. Можно сказать, я обладал первичным сознанием, но до обретения мной самосознания было еще довольно далеко.
Вот так я появился на планете Земля. Сильно ли отличается моя история от других? Разве не те же циклы повторялись миллиарды раз на протяжении всех наших дней?
Эрнст Геккель, немецкий ученый, в конце XIX века сформулировал принцип «онтогенез повторяет филогенез». Он утверждал, что эмбриональный период жизни человека воспроизводит все стадии эволюции живого существа – от единственной клетки до современной формы. И хотя в научных кругах сейчас отказались от этой идеи, мне бы хотелось предположить, что каждое человеческое существо действительно повторяет путь человечества: от первичного сознания – к самосознанию и мы на самом деле проживаем различные стадии развития человека и, подобно ему, в муках ведем поиски смысла. Поэтому для того, чтобы понять, что есть человеческая жизнь, нам надо обратиться к тому моменту, когда на этой планете возникла жизнь, наделенная самосознанием, и присмотреться к тому, как наши древнейшие предки осмысляли свою пробуждавшуюся осознанность.
Этот радикальный переход от первичного сознания к самосознанию состоялся, если мыслить в целом, не так давно. Так что теперь я ненадолго отвлекусь от моего собственного случайного жизненного пути и обращусь к истокам жизни человека как вида. Они тоже отмечены случайностью. Этапы этого долгого путешествия протяженностью в три миллиарда восемьсот миллионов лет (плюс-минус год-другой) от неодушевленных к одушевленным формам жизни, а затем – к первичному сознанию и дальше, к решающему шагу и обретению самосознания, очень похожи на процесс, которым ознаменовано сначала наше появление на свет, а затем – наш путь к осознанию себя самих. В этом отношении онтогенез действительно повторяет филогенез. Такой анализ достигает двух целей. Во-первых, он приводит нас к ошеломляющему и неуютному выводу о том, что мы отнюдь не так уникальны, как нам казалось; во-вторых, заставляет нас задаться вопросом: может ли существо, столь явно возникшее как результат действия случайных сил природы, хоть сколько-нибудь серьезно допускать возможность, что в нем есть нечто подлинно вечное? Наше путешествие к тайнам жизни и поиск ответа на вопрос Иова обретает новую актуальность. Возможно, этот способ начать его не слишком удобен, но необходим, а потому мы делаем наш первый шаг, и поиски продолжаются.
Я настолько остро ощущаю себя частицей всего живого, что меня ничуть не заботит начало или завершение конкретного существования любого отдельно взятого лица в этом вечном потоке[8].
По оценкам современных ученых, возраст Вселенной, в которой мы сейчас живем, составляет 13–14 миллиардов лет. Возраст планеты Земля, крошечной частицы этой Вселенной – 4–5 миллиардов лет. Однако живые существа появились на этой планете лишь через восемьсот миллионов лет после того, как возникла она сама. Человеческая жизнь (в зависимости от того, что под ней понимать) на планете зародилась в период от двух миллионов до ста тысяч лет тому назад. Это свидетельствует о том, что ни человеческая жизнь, ни даже любая другая жизнь не являлась целью, ради которой был создан наш мир. Для большинства из нас, тех, кто воспринимает происходящее с эгоцентрических позиций, это знание оказывается потрясением основ, особенно для нашей не в меру раздутой самооценки. Оно бросает вызов и антропоморфизму, служащему нашим потребностям, и нашим человеческим заблуждениям. Тем не менее это истина, с которой следует считаться.
Изначальная форма жизни представляла собой единственную клетку, способную к последовательному делению ядра и, следовательно, к производству двух живых клеток вместо одной. Этот процесс деления клеток происходил в буквальном смысле слова триллионы раз за сотни миллионов лет ранней истории нашей планеты. Случались и изменения: шли они поистине черепашьим шагом, но приносили с собой удивительные, беспрецедентные, совершенно нетипичные новшества. Мы до сих пор не понимаем, что спровоцировало столь кардинальные изменения и почему они возникли так внезапно или даже совсем не так внезапно. Жизнь по-прежнему остается полной загадкой, хоть мы ее и проживаем.