В подростковом возрасте человек занят определением себя и выбором жизненного пути. Какая судьба его ждет, нередко зависит от жизненных обстоятельств, окружающей среды и близких людей. Если у ребенка есть благополучная семья, где каждый трудится, все уважают и любят друг друга, он может многое для себя пересмотреть. Даже просто наставник – значимый взрослый, который поддерживает и направляет в жизни, хотя и не может принять в семью, – для подростка играет громадную роль. Мне искренне жаль, что дети старшего возраста не так часто находят наставников и семьи, как хотелось бы. Ведь в каждом из них пока еще не раскрыт лучший потенциал.

Не сомневаюсь, что все дети, вне зависимости от возраста и индивидуальных особенностей, должны и могут жить в семьях – обычных или профессиональных. К счастью, тому все больше и больше примеров из жизни, о которых хочется рассказать. Что мы и делаем в надежде, что когда-нибудь в нашем обществе станет нормой для каждой благополучной семьи принять ребенка и помочь ему вырасти.

Ксения Торопцева, маркетолог, мама троих детей, двое из которых приемные.

Мысль об усыновлении у меня уже была, когда мы с мужем еще только начали встречаться – я ему сразу сказала, что хочу и своих детей, и приемных. Сам он не то чтобы горел желанием кого-то усыновлять, но и не возражал. Должна сказать, что мне очень повезло с супругом – никакие мои идеи он никогда не отрицает сразу.

Мы прожили в браке 1,5 года (до этого еще 1,5 жили вместе), и потом у нас родился Костя. Когда Косте исполнилось два годика, я стала присматриваться к детским домам. Неподалеку от нас есть Дом ребенка, и я начала туда ездить как волонтер – привозить памперсы, салфеточки, шампуни. Первое время даже не просила пустить меня к детям, но потом увиделась с ними, и произошло это совершенно случайно. Мне позвонила заместитель главврача и сказала, что хотела бы со мной познакомиться лично. Она сама меня встретила, показала в Доме ребенка вообще все, что только можно было: все комнаты развивающие, все группы, в которых жили детки. Забегая вперед, скажу, что сейчас в этом Доме ребенка я председатель попечительского совета. Хотя у нас в совете люди очень солидные, из серьезных компаний, они выбрали меня по причине моей молодости. В общем, в тот раз, когда меня пригласила заведующая, я впервые увидела самих деток в Доме ребенка. До этого никогда в жизни лицом к лицу не сталкивалась с теми, кто растет без родителей. Там были и очень тяжелые инвалиды, в основном с синдромом Дауна, а еще лежачие. Потом меня завели в отделение к новорожденным, где и здоровые детки были. Только один из них с гидроцефалией. Для меня это стало самым сильным эмоциональным потрясением. При встрече с детьми я чуть по стене вниз не сползла. И именно в тот день окончательно поняла, что мне нужен ребенок из детского дома, что я должна кого-то спасти, кому-то помочь. Я просто стояла, смотрела на детей и чувствовала, как разрывается сердце. Впервые увидела все, о чем нам потом рассказывали в школе приемных родителей. Глаза детей… В них было невыносимое горе, чудовищная боль из-за предательства. Забыть такое никогда в жизни нельзя.

И с того момента все закрутилось. Я даже мужу ничего толком не говорила, просто пошла и записала нас в школу приемных родителей. После этого уже Диме сообщила, что скоро мы начнем учиться в ШПР и надо явиться на собеседование. Мы пришли, поговорили с психологом. Дима тогда отвечал очень сухо, он не был готов. Его готовность появилась уже после ШПР, когда мы с ним все фильмы пересмотрели, все книги перечитали. Он все это впитывал, впитывал, а потом в один прекрасный день выдал: «Все, берем!» Изначально мы хотели взять Косте братика, чтобы детям вместе было весело. А потом все эти наивные мысли растворились. Нас очень хорошо подготовили Лена с Ирой в этом плане. В ШПР при центре социальной помощи семье и детям «Берегиня» мы даже проигрывали ситуацию. И как-то все встало на свои места.

Пока учились, параллельно смотрели анкеты и видео детей на сайте одного известного фонда. Также продолжала ездить в Дом ребенка. Тому мальчику с гидроцефалией готова была профинансировать лечение, но его, слава богу, забрали в семью. Малышей мы с мужем не выбирали, просто смотрели на тех, кто «цеплял» взгляд, и все. Мне понравился один мальчик из Кемеровской области, у него были ВИЧ и гепатит С. Я-то была готова к любым диагнозам, уже общалась с ВИЧ– положительными детками и ездила к приемной маме, которая детей с такими диагнозами усыновила. Но муж пока не мог с этим смириться. И все же я его пилила, пилила, и в итоге он согласился. И вот когда нужно было лететь к ребенку, его забрала кровная бабушка. До этого (еще до ШПР) похожая ситуация сложилась с еще одним малышом и еще. Я уже начала думать, что, наверное, всех, кто мне нравится, немедленно забирают. Так и получалось. Нужно сказать, что одновременно с мальчиком из Кемеровской области я увидела на сайте нашего Сережу, он был из той же Кемеровской области. Ему было 5 лет. Показала Диме его фотографию, и он говорит: «О, вот этот очкарик мне нравится!» Я позвонила в опеку, но со мной даже разговаривать не стали – сказали, пока заключение не дадите, никакой информации не будет. А заключение нам еще предстояло ждать до января. Тогда я связалась с директором того детского дома, где был Сережа, и еще пообщалась с логопедом, который его вел. Таким образом, всю информацию и получила. Мне сказали, что у Сережи большие проблемы с развитием, что это далеко не здоровый ребенок, в том числе и в плане психики, что у ребенка расстройство личности и в лучшем случае его ждут коррекционные учреждения. Когда разговаривала с логопедом, спросила: «А Сережей вообще кто-нибудь интересуется?» И она ответила, что им никто никогда не интересовался. Этот ребенок никогда никого не ждал и ни на что не надеялся – он даже не реагировал, когда к кому-то приходили родители.

Когда я получила в январе заключение, то сразу позвонила в опеку, и мне сказали: «Да вы что?! Этого ребенка ждет коррекционное учреждение в лучшем случае. Он шестипалый, с пороком сердца, непонятно, что у него с руками, что с головой. Сифилис пережил внутриутробно». Я им ответила, что я волонтер в психоневрологическом интернате уже больше года и поэтому вряд ли что-то новое увижу, поэтому все равно приеду и познакомлюсь. Это было сумасшедшее путешествие. Сережа жил в Доме малютки маленького городка Кемеровской области. Я оказалась в командировке сначала в Новосибирске, потом в Кемерове, потом в Новокузнецке, а оттуда уже поехала в городок, где находился Дом ребенка. Мы приехали, опека выдала мне направление на знакомство, и вот я приезжаю в Дом ребенка, и там ко мне заводят парня – совершенно другого ребенка, а не того Сережу, который был на сайте. На видео он был очень красивый, в очках, в рубашечке, какой-то человеческий, нормально выглядевший ребенок. А тут заходит мальчик в два раза меньше, чем я думала, очень худой, с прозрачной кожей, почти лысенький, без очков, и видно, что недоразвитие глазок. Вес у него был 12 килограммов, это норма для двухлетнего ребенка. Он весь был в синяках, весь в герпесе, из глаз текло. И вот Сережа заходит, тут же уверенным шагом идет прямо ко мне и протягивает руки: «Бери меня!» Я его автоматически беру, сажаю к себе на колени, даю книгу. Он ее открывает и начинает мне выдавать все, что знает. Видимо, он сразу увидел во мне свой последний шанс и уцепился. Рассказывает: «Это лисичка, это зайчик, это тот-то… Это бидон». Я, когда услышала слово «бидон», невероятно обрадовалась! Поворачиваюсь к воспитателю и говорю: «Почему же вы сказали, что ребенок не говорит?» А она: «Что это, говорит, что ли?» Прошло всего две минуты нашего общения, и я им: «Давайте согласие! Я подпишу». Они такие: глазами – хлоп-хлоп, ушам своим не верят. Я говорю: «А что тут думать-то?»