— Папа, что ты творишь? Папа!

У Евы вырывается несдержанный хохот. К счастью, ни мать, ни отец не в состоянии обратить на нее свое внимание.

— Ненавижу! — дедушка Алексей продолжает усиленно елозить и плескать ложкой в тарелке.

— Я прошу вас… Алексей Илларионович…

На шум прибегает сиделка.

— Лидия Михайловна! — с облегчением выдыхает Ольга Владимировна. — Скорее, пожалуйста…

Женщина откатывает инвалидное кресло от стола, но Алексей Илларионович успевает швырнуть грязной ложкой сыну в лоб.

— Черт возьми! Папа!

Ева едва не падает под стол от смеха. Прикрываясь ладонью и краснея лицом, вовсю хохочет. Ей плевать, что тыквенное пюре залипло у нее в волосах, и рябью пошел лиф платья.

Пока Ольга Владимировна с салфетками кидается на помощь мужу, Алексей Илларионович резко утихает и заговорщицки подмигивает Еве. Она поднимает руку и выставляет большой палец.

Дедушку Алексея вывозят из столовой. Протестуя, он поет во всю мощь своего голоса:

— Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил, и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил. Синеет море за бульваром, каштан над городом цветет…

— Это просто возмутительно! — подрывается на ноги Павел Алексеевич и брезгливо отряхивает испачканную одежду.

— Что поделаешь… — сдержанно сопит Ольга Владимировна. — Старость меняет людей до неузнаваемости. И мы, к сожалению, никак не можем это предотвратить.

— Он, будто, специально…

— Нет. Нет, что ты, Паша? Он тяжело болеет… Знаешь, меня больше беспокоит то, что он ночами разъезжает по дому. Коляска поскрипывает, Алексей Илларионович напевает эти ужасные портовые песни, еще и за окном то ветер завывает, то чайки кричат… Одним словом, жуть!

— Семейка Адамс, — мрачно шутит Ева, хватая яблоко и с облегчением поднимаясь из-за стола.

Мать с отцом не успевают ей ответить. Из комнаты Алексея Илларионовича раздается протяжный разрыв аккордеона.

— Я вам не скажу за всю Одессу. Вся Одесса очень велика. Но и Молдаванка и Пересыпь обожают Костю-моряка…

Ступая за порог квартиры, Адам сталкивается в холле с отцом. Закрывает дверь, пока Терентий Дмитриевич смотрит сквозь него и разговаривает по телефону.

— Что значит, могут быть проблемы? — небрежно накидывая плащ на плечи, говорит отец в трубку. — Леня! Судно зашло в порт — значит, должно быть отгружено. Не знаю! Выкручивайтесь, как хотите. Все должно быть в срок.

Адам бросает кожаную куртку на тумбу и, скрестив руки, опирается спиной на стену.

— Да, и насчет «Четвертого звена»… Слиянию быть. Да, уже решенный факт. Этот причал добавит нам необходимой мощи. Будем расширять базу, — довольно смеется Терентий Дмитриевич. — Исаев позеленеет от злости…

Уловив фамилию, Адам невольно напрягается.

— Дело двух-трех дней. Да, конечно. Именно. Хорошо. Нет. Точно, нет. Да… До связи, — разъединившись, отец еще некоторое время задумчиво смотрит на дисплей.

— Пап, — привлекает его внимание Адам.

— Привет, сынок, — рассеянно шепчет одними губами.

— Привет.

Терентий Дмитриевич прячет телефон в портмоне и, наконец, сосредотачивается на сыне.

— Днем звонила Ирина Викторовна. Ты пропустил прием, — говорит он со слышимым огорчением.

Адам ненавидит, когда голос отца становится таким сокрушенным. Будто сын — главное разочарование в его жизни. Будто он — ярмо на шее.

— Пусть эта сука сначала себе голову вылечит, — зло отмахивается парень.

— Адам. Мы с тобой тысячу раз обсуждали эту тему. Нельзя называть женщин суками, — терпеливо поясняет Терентий Дмитриевич, словно сыну все еще идет десятый год. Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Разве только еще хуже стало. — Твоя мама…

Слушать что-либо о матери Адам не собирается. Одно лишь существительное «мама» до сих пор отзывается внутри него волнами боли.

— Они и есть суки, — взрывается, резко перебивая отца. — Все!

— То, что твоя мать так поступила с нами, не значит… — пытается упорствовать Терентий Дмитриевич.

— Папа, замолчи! — отталкиваясь от стены, Адам яростно надвигается на отца. Перед глазами словно пелена опускается. Все внутри немеет от напряжения. И только подойдя к ошеломленному отцу вплотную и нависая над ним, осознает, что ступает за черту. Отворачивается. Несколько раз тяжело вздыхает. Трет лицо руками. — Прости, папа. Хоть ты не занимайся промывкой моих мозгов. Ладно? — не дожидаясь от отца ответа, разворачивается. — Просто скажи этой суке… то есть, Ирине Викторовне, что у меня возникли неотложные дела, — окончательно расслабившись, натягивает на лицо привычную ухмылку. — Так и быть, я приду на следующий прием. Но передай, чтобы эта «мозгоклюйка» не смела больше обрывать мой телефон! И пусть приготовит хороший кофе. В прошлый раз были ужасные помои. Я даже куплю ей коробку конфет, — усмехается парень. — Пускай ее ж*па вырастет еще на три размера.

— Адам!

— Кстати, она сказала, у моего имени тяжелая энергетика, — сообщая это, парень широко разводит руками, и Терентий Дмитриевич машинально отмечает, как бугрятся мышцы его груди и плеч. Мысленно возлагает молитвы, чтобы это были естественные результаты тренировок, а не последствия химических препаратов. — Она, бл*дь, кто? Психотерапевт или экстрасенс? Ее методика совершенно нелогична. Я даже больше скажу, она абсолютно некомпетентна. Я, — смеясь, высокомерно тычет себя в грудь, — профлитературы больше нее прочел. Она — тупая крыса с купленным дипломом.

— Адам, прошу тебя… Перестань оскорблять Ирину Викторовну.

— Хорошо, пап. Я понял, — отмахивается от отца. Взмахнув рукой в сторону двери, добавляет: — Ты, кажется, торопился.

Отец нерешительно смотрит на сына. Ощущает, как чувство крайней беспомощности затапливает его снизу доверху.

Адам растет красивым мужчиной. Уже сейчас выше отца, и шире его в плечах. Но как был неуправляемым и проблемным ребенком, таким и остается. Нет в нем зрелости. Нет ответственности. Не думает о последствиях. Творит, что вздумается. Обладая поразительным складом ума, постоянно направляет его в дурное русло. Каждый раз проявляет пугающе агрессивную изобретательность. Терентий Дмитриевич не знает, где границы его жестокости. Иногда ему кажется, что и сам Адам этого не знает.

— Галина Васильевна готовит тебе ужин, — сдавшись, вымученно говорит Терентий Дмитриевич. — Отдай распоряжение, где будешь есть.

Разворачивается к двери, но Адам внезапно останавливает его.

— Пап, ты сейчас по телефону назвал одну фамилию… Исаев, — Титов поворачивает голову и тревожно смотрит на сына. — Я познакомился с его дочерью, — последняя фраза заставляет мужчину сделать резкий вдох.