– Вот оно что. Выходит, наша маленькая проказница тебя не предупредила?

В комнатке повисла зловещая тишина.

Джиллиан это сделала. И сделала совершенно умышленно, подумала Флоренс. Ей известно, что к Донадье она относится хорошо и ничего не имела бы против его присутствия на ужине. Но Константин – дело другое. Насколько Флоренс знала свою наивную дочь, та наверняка пригласила обоих, а потом перезвонила в какой-нибудь свой любимый китайский или японский ресторанчик или кафе на террасе над озером и сообщила, что заказывает столик не на троих, а на пятерых человек.

Картины из прошлого живо предстали перед мысленным взором Флоренс. Как же, она все помнит! Константин сразу понравился Джиллиан, девочка просто обожала его. Своего родного отца она не помнила, тот трагически погиб, когда она была совсем крохотной девчушкой… Едва Флоренс и Константин поженились, пятнадцатилетняя Джиллиан с радостью и безоговорочно приняла его в качестве отчима. Еще бы, никто из знакомых семьи не мог сравниться с мистером Стормволлом – обаятелен, щедр, остроумен. Девочка не знала жизни и слепо доверилась своим неразвитым чувствам. Пятнадцать лет, по сути, совсем ребенок, глупый и несмышленый!..

Только сейчас Флоренс с запозданием поняла, что означали слова дочери о том, что сегодняшний праздник она обязательно хочет отметить в кругу семьи. В этот круг Джиллиан включала и Константина, к которому относилась с безграничной нежностью и доверием. Ах, Флоренс, и куда ты раньше смотрела!

Константин с интересом наблюдал за выражением лица жены.

– Флоренс, мы с Джиллиан обедаем вместе по крайней мере раз в две недели, – мягко произнес он. – Еще чаще она приходит к нам домой, пользуется библиотекой, отдыхает в своей спальне, слушает свою дикую музыку…

– Ее спальня находится в моем доме! И повторяю: никакая она тебе не падчерица! – прервала его Флоренс, до глубины души потрясенная услышанным. – Черт возьми, ты же прекрасно знаешь, что я не желаю видеть тебя сегодня! Это в конце концов наш праздник, праздник семьи Диккинсон!..

– Ты не желаешь, миссис Стормволл? – вкрадчиво переспросил Константин, окидывая ее внимательным взглядом. – При чем здесь ты? Почему ты должна желать или не желать видеть кого бы то ни было на дне рождения Джиллиан? Наша с тобой женитьба неизбежно затронула наших детей. Да, мы расстались, но это, представь, не повлияло на мои отношения с Джиллиан. Мы дружили и дружим, говорю тебе это совершенно искренне, с полным уважением и любовью к твоей дочери… И я буду счастлив, если между нами все останется по-прежнему. – Теперь тон его стал резким и напористым.

Флоренс поняла, что Константин подспудно обвиняет ее в холодности к Донадье. Она, если говорить на языке бывшего мужа, тоже была привязана к пасынку, ей тоже хотелось бы, чтобы между ними царили любовь и согласие. Но ей казалось, что, раз с мужем их ждет полный разрыв, значит, не надо поддерживать какие-либо родственные связи и с его сыном.

Слова Константина больно ударили по самолюбию Флоренс. Как же так? Она всегда полагала, что у нее с дочерью существуют доверительнейшие отношения. Она и не подозревала, что Джиллиан может что-то от нее скрывать, тем более столь частые встречи с Константином. Ночует у него в доме?! Возможно, даже стала женщиной в постели Донадье?! Какой ужас! Ее милая крошка раньше всегда делилась с ней малейшими радостями и горестями, всем, что происходило за день. Читала вслух письма от подруг, рассказывала о событиях в школе, мило сплетничала о преподавателях. Теперь Флоренс поняла, откуда у Константина взялся такой насмешливый тон: он все знал о ее родной дочери. Он знал, а она, мать, получается, нет…

Ей было больно, очень больно. Ах, как несправедливо устроена жизнь! Она сама подтолкнула Джиллиан к зловредному Константину, упорно запрещая даже произносить вслух его имя в своем присутствии. Конечно, Константин прав: их отношения затронули и их детей. Она не имела права давить на Джиллиан, навязывать ей свою точку зрения. Но что теперь делать? – вот вопрос, на который нигде не найти ответа. И отец ей не помощник, он слишком болен и стар.

– О Боже, – тихо простонала Флоренс, закрыв лицо руками. – Какой кошмар!

Константин же, достав из внутреннего кармана пиджака металлический цилиндр, оторвал бандерольку, отвернул крышку и извлек на свет Божий «Гавану». Садовыми ножницами, попавшимися под руку, ловко отрезал кончик сигары и, не торопясь, с видимым удовольствием закурил, наблюдая за Флоренс.

Интересно, с какой стати она так переживает? Что творится в загадочной женской душе?

Если судить с первого взгляда, Флоренс его ненавидит. Вполне возможно, но неразумно. А если судить со второго взгляда, то…

Клуб ароматного дыма закрыл лицо Константина, потом медленно поплыл к распахнутой настежь створке большого окна, слишком большого для столь маленького помещения.

Флоренс с трудом пыталась сохранить самообладание. Но память, что творилось с ее памятью?! Ведь все случилось совсем недавно.

Боже, какие трудные были годы! Одиночество, хлопоты по дому, трудный быт. Поглощающая все силы работа в цветочном магазине. Когда они с Константином поженились, ей казалось, что она поступила правильно: ребенку нужен отец. И вот что ее замужество сделало с любимой дочкой! Та даже не стала ей лгать, просто держала все в глубокой тайне от нее, своей матери, молчала о встречах с Константином, об их совместных обедах, о том, что частенько наведывается к нему в гости. Дочь, зная о глубокой неприязни, которую Флоренс питает к мужу, чтобы не расстраивать мать, скрывала правду об их взаимоотношениях.

Молодая женщина снова застонала, словно у нее внезапно разболелись зубы, и с ненавистью взглянула на своего гостя, вставшего вдруг со стула и двинувшегося по направлению к столу.

– Флоренс, тебе плохо?.. – И выругался, потому что она резким движением сбросила его руку. – Черт побери! Тебе вовсе ни к чему столь явно выказывать свое дурное ко мне расположение! Я просто хотел успокоить тебя, только и всего!

Она даже не поняла, что он собирался лишь ободряюще дотронуться до ее плеча. Едва почувствовав сквозь блузку тепло его ладони, Флоренс инстинктивно отпрянула назад, словно от удара электрическим током.

На лице Константина появилось такое знакомое еще со времени их недолгой совместной жизни выражение отчужденности и высокомерия. Выбросив в окно сигару, он нервным движением засунул руки в карманы, отчего ткань натянулась до предела.

Флоренс поспешно отвела взгляд.

– Прости. У меня сегодня был действительно тяжелый день, и твой визит тут ни при чем.

С утра на ногах.

Прошло еще несколько напряженных минут, в течение которых Константин внимательно разглядывал ее побледневшее лицо в обрамлении коротких светло-русых волос. Потом он сказал:

– Надеюсь, я не слишком тебя утомил.

Как только он отодвинулся от нее, дыхание Флоренс выровнялось и она уже спокойнее ответила:

– Конечно нет. При чем здесь ты? И поскольку мы с тобой увидимся сегодня вечером…