Клер перешагнула порог.

— Да пусть спит, — сказала она. — Я тебе кое-что принесла.

Клер включила лампу. В руках у нее была стеклянная салатница, полная воды. На дне лежала какая-то бурая крапчатая штуковина. Это была продолговатая губка в колючих красноватых наростах — Бобу она показалась похожей на какашку человека, который ел рубины.

— Что это? — спросил он.

— Точно не знаю. По-моему, морской огурец. Сегодня нашла, — сказала Клер. — Страшный как смертный грех, правда? Может, если остальные рыбы его увидят, у них самооценка повысится. Возьмешь?

— Ага, — сказал Боб.

Она отодвинула крышку аквариума и вылила туда содержимое салатницы. Потом прошлепала к раскладушке Боба.

— Ты уже все на сегодня или еще способен к общению? — спросила она.

Он провел ладонью по впадине за ее коленом, потом убрал руку. Она опустилась на колени рядом с раскладушкой. Он сунул руку под ее волосы на затылке, взял за шею. Она издала мягкий, коротенький горловой звук.

— Хочешь, чтобы я легла к тебе? — спросила она.

— Да, но не надо, — сказал Боб.

— Почему?

Он не ответил. Нахмурившись, она подождала с минуту. Потом погасила лампу и улеглась на полу рядом с мужем.

Боб проснулся рано. Клер громко храпела. В комнате стоял густой дух перегара. Клер свернулась калачиком в объятиях Деррика и стиснула в кулаке его большой палец. Когда Боб пошевелился, ее глаза на мгновение открылись, потом опять закрылись.

Солнце едва вылезло из-за горизонта и пронизывало комнату косыми лучами. Боб глянул в ее дальний конец и понял, что с аквариумом не все в порядке. Там не было видно ни угря, ни фантастической рыбы с длинными желтыми плавниками. Он подошел и обнаружил, что все они плавают наверху одним толстым, бугристым слоем, посередине опустевшего аквариума парило слизнеподобное существо, принесенное Клер. Оно изгибалось и сокращалось, резвясь за стеклом в счастливом одиночестве.

Боб еле подавил позыв к рвоте. Он сжал руку в кулак и ударил в самый центр стекла. Но этого оказалось мало, и он нанес еще два удара, вложив в них весь вес. Резервуар качнулся назад, потом обратно — и грохнулся на пол с оглушительным мокрым хлопком. Стекло разлетелось вдребезги, и мертвые и умирающие твари хлынули по всей комнате.

Клер вскочила, когда волна достигла ее. Деррик спал, прижавшись щекой к полу; он набрал полный рот аквариумной воды, сел и отплевался, не успев толком открыть глаза. Потом увидел у себя на коленях рака и перевел на Клер с Бобом недоуменный взгляд — в нем читался вопрос, на который нелегко было дать разумный ответ.

— Кто-нибудь может мне сказать, что за херня здесь творится? — спросил он.

Боб попытался ответить, но у него в глотке пересохло до боли. Под его ногой застряла большая улитка. Он наклонился, поднял ее и сжимал в пальцах, пока раковина не хрустнула. Слизень лежал у плинтуса, запутавшись в комке волос и другого мусора.

— Клер, — наконец сказал Боб, тяжело дыша. — По-моему, твой слизняк убил всех моих рыб.

Он нагнулся и подчерпнул существо кофейной чашкой.

— Да это голотурия, морской огурец, — сказал Деррик. — Они же ядовитые, как последние суки. Нельзя сажать этих уродов вместе с другими рыбами. Слушай, так это ты его принесла, крошка?

— Ну да, вчера вечером, но я…

— Черт тебя подери, Клер, неужто нельзя было сначала показать его мне? Я бы тут же объяснил тебе, елки-палки..

— Ничего, — сказал Боб.

— Нет, брат, — сказал Деррик, глядя на усеявшие пол трупы. — Это не ничего, это облом. Полный облом — вот что это такое.

— Ох, Боб, мне так жалко, — сказала Клер. — У меня просто нет слов…

— Подумаешь, беда, — пробормотал Боб.

— Надо же, какая гадость, — сказала Клер. — Спусти его в туалет.

— Насыпь ему соли на хвост, — посоветовал Деррик. — Пусть ответит за все.

Но Боб почувствовал, что у него есть что-то общее с этим слизняком. Родись он в морских глубинах, подумал он, Бог вряд ли украсил бы его желто-голубыми плавниками, как чудесную мертвую рыбу у него под ногами, и вряд ли наделил бы его стройным телом, как у барракуды, акулы и других грациозных хищников. Нет — наверное, он был бы кем-то вроде этого морского огурца, созданного по образу и подобию экскрементов и про́клятого химической отрыжкой, убивающей все прекрасные создания, которым случится проплывать мимо.

— Нет, я выброшу его обратно в море.

Неся перед собой чашку, как дозорный — факел, Боб вышел через заднюю дверь. Клер с Дерриком двинулись следом, обсуждая подержанные аквариумы, которые продаются в Сент-Винсент-де-Поле, и то, как в понедельник они поедут туда и купят Бобу самый лучший, в пятьдесят галлонов, за свой счет.

— Обязательно, — сказала Клер. — А потом поедем в «Мир животных Дьюби» и наберем тебе таких шикарных зверюг, каких у тебя никогда не было.

— Ладно, посмотрим, — ответил Боб отрешенно.

Выйдя на конец скалистой косы, они с удивлением заметили вывернувший из-за южной стороны островка парусный катамаран. Проскользив по водорослям в устье букты, он вышел на чистую открытую воду. У руля сидел на корточках молодой капитан, довольный и самоуверенный, — локоть оттопырен, розовый кулак на широком бедре. На черной перепонке между корпусами сидела по-турецки его девушка, потягивая апельсиновый сок из бокала с короткой ножкой. Она была в желтой мужской рубашке на пуговицах с завязанными узлом полами, так что из-под нее виднелся белый купальник, ярко сверкающий в рассветных лучах. Оба поглядывали друг на дружку со счастливым видом юных заговорщиков, которым удалось улизнуть, избежав унылого уик-энда в кругу семьи. Обогнув косу, они церемонно помахали стоящей там троице, словно Боб, Деррик и Клер вышли туда исключительно ради того, чтобы пожелать обаятельной парочке доброго пути.

Клер и Деррик ответили им улыбками и помахали вслед. И Боб Манро тоже улыбался — даже когда отвел назад руку и длинным, свободным взмахом запустил слизняка в золотисто-голубое утреннее небо. Это был правильный, сильный бросок, и тварь вполне могла бы шлепнуться прямо на колени хорошенькой девушке, если бы порыв теплого ветра, налетевший с суши, не отогнал парусник еще дальше в море.

Перевод В. Бабкова

Иногда, только иногда, обычно после пяти-шести порций коктейля, идея позвонить моему младшему брату начинает казаться разумной. Требуется немалое количество растворителя, чтобы смыть кое-какие темные пятна в нашем общем прошлом — например, память о том, как в мой девятый день рождения Стивен, тогда шестилетний, подкрался ко мне сзади на берегу пруда в парке Амстеда и толкнул в спину. Воды там было всего ничего, и я сделал несколько судорожных шагов, как корова на льду, а потом хлопнулся лицом вниз в грязную жижу. Мои друзья чуть не померли со смеху. Мать уложила Стивена к себе на колени и до красноты отшлепала по ногам твердой стороной щетки для волос, но в глазах моих гостей это лишь укрепило его репутацию маленького героя-комика, готового пострадать за свое искусство.