Мне нравилось делить с ним ссылку, хотя понадобилось немало времени, чтобы признать: я счастлива от его близости. Страх, что за пару дней мы исчерпаем все темы для разговоров, не оправдался. Иногда наши беседы затягивались глубоко за полночь.

Арктур был умен, чуток, внимателен, умел слушать и метко шутить, хотя его юмор скорее относился к категории спонтанного. Я рассказывала ему о самом сокровенном: о детстве, проведенном с бабушкой и дедушкой на молочной ферме в Ирландии, о «Семи печатях». Мы обсуждали пластинки, выкопанные мною из горы хлама на черном рынке, книги, добытые Стражем в колонии. Арктур поведал мне о событиях, вымаранных Сайеном из учебников.

Он в деталях живописал загробный мир, мне отчетливо представились его величественные здания, вытесанные из радужного камня, города, сверкающие наподобие битого стекла. Представилась река Скорбей, вымощенная жемчужной галькой.

– Река Скорбей? Ну и название. Не загробный мир, а бунтарский оплот.

– Издержки перевода.

Помимо музыки мы оба питали страсть к языкам. Как-то вечером Арктур попросил научить его гэльскому.

– Зачем? – Мы сидели за шахматной доской, и я ждала, пока рефаит сделает ход. – На нем практически не говорят. По крайней мере, на людях.

– Тем более повод выучить.

Партия близилась к завершению. На доске преобладали черные – верный признак, что я вот-вот выиграю.

– После Мэллоуновских восстаний Сайен постарался искоренить ирландский. Исчезли книги, а носителей языка можно по пальцам сосчитать.

Арктур передвинул белую пешку:

– Мне достаточно тебя. И потом, мне давно хотелось овладеть еще одним языком смертных.

– Сколькими ты владеешь?

– Шестью. Английским, французским, шведским, греческим, румынским и сайенским языком жестов.

– Всего лишь? – Я переставила черного ферзя на поле соперника. – Маловато за два столетия. Я прожила в десять раз меньше, а три языка выучила.

– Твое умственное превосходство неоспоримо, Пейдж…

– Ну не утрируй…

– …жаль, на шахматы оно не распространяется. – Белый слон потеснил черного ферзя. – Шах и мат.

Я уставилась на доску:

– Ах ты… засранец!

– Ты следишь только за королем и ферзем. Урок на будущее – нельзя пренебрегать второстепенными фигурами.

Крыть было нечем.

– Твоя взяла. Снова. – Вздохнув, я пожала победителю руку. – Ладно, научу тебя гэльскому, а ты меня – глоссу. Согласен?

– Глосс не предназначен для смертных. Это язык дýхов.

– А полиглоты? – возразила я.

– Полиглоты владеют им от природы, а не постигают в процессе учения.

– Ты меня недооцениваешь. Скажи любое слово на глоссе, а я повторю.

Устав препираться, Арктур издал мягкий, переливчатый звук. Я попыталась повторить.

– Неверно, – оценил он чуть погодя мои потуги.

– Почему?

– Речевой аппарат смертных не приспособлен для глосса. Даже при идеальной имитации звука вы задействуете только голосовые связки, а не фантом.

Я постаралась скрыть разочарование. Глосс – совершенно чарующий язык, да и потом, мне так хотелось назвать Арктура его подлинным именем.

Однако вспомнить родную речь заманчиво, как ни крути. Моя бабушка выросла на острове – родине гэльского – и передала мне этот бесценный, единящий нас дар, который я предала забвению на многие годы.

Из-за Мэллоуновских восстаний Сайен обрек все кельтские языки на вымирание, подвергнув их остракизму, даже за закрытыми дверями родную речь больше не передавали из поколения в поколение. Пожалуй, обучить рефаита гэльскому – не самая плохая мысль. Через него глас моих предков обретет бессмертие.

– Ладно, будут тебе занятия, – объявила я. – Но предупреждаю: в ирландском произношение не имеет ничего общего с написанием.

– Никогда не боялся трудностей.

– Только потом не жалуйся. – Я придвинула к себе листок и нацарапала самое длинное слово, какое смогла вспомнить – grianghrafadóireacht, «фотография». – Напряги извилины и попробуй прочесть.

Арктур повертел листок и снова потянулся к бутылке:

– Определенно, ирландский голыми руками не возьмешь.

По вечерам мы смотрели фильмы из обширной подборки. Я с нетерпением ждала наступления темноты, когда мы уютно устраивались на диване. Случалось, я засыпала прямо перед телевизором, а утром, за завтраком, Арктур рассказывал, чем кончилось кино.

Вскоре после моего дня рождения мы, по обыкновению, устроились в гостиной. Арктур, затаив дыхание, следил за событиями на экране. Недели нервных потрясений, разлуки, вот мы снова вместе. Суровые черты рефаита разгладились, рука расслабленно покоилась на подлокотнике.

Месяц назад я бы придвинулась ближе. А он привлек бы меня к себе и поцеловал в макушку.

Иногда мне хотелось вывести его на откровенность. Хотя о чем говорить! Наш роман был обречен, ведь для темной владычицы все подчинялось революции, а кроме того, мы боялись навлечь на себя гнев Рантанов.

Теперь от темной владычицы остался лишь титул, а от Рантанов нас отделяли моря.

Арктур словно прочел мои мысли. Наши взгляды встретились. Замешкавшись, я не сразу отвела глаза.

– Ты как? – забеспокоился он.

– Нормально. – Я отодвинула тарелку. – Просто иногда не верится, что ты здесь. Точнее, мы оба. Вместе.

– Да уж. Немало воды утекло с тех пор, как ты мечтала перерезать мне горло.

– Это точно.

Я машинально водила пальцем по серебристым отметинам у себя на ладони. Фантом, питавший «Экстрасенс», вырезал на моей коже буквы – сливаясь с хитросплетением шрамов, они образовывали слово «семья». До сих пор не представляю, о какой семье речь и как мне удалось изгнать фантом, не зная его имени.

На экране мелькали женщины с иссиня-алыми губами и подведенными бровями. Островок света озарял не подземелье, а уютную комнату. Я дремала, свернувшись клубочком возле Арктура. Дремала в тепле, чистоте и безопасности.

Внезапно в гостиной повеяло холодом. Разукрасив инеем стекла, психопомп скользнул через окно и замер перед рефаитом.

– Дурные вести? – спросила я, едва психопомп исчез.

– На место Хилдред Вэнс назначили заместителя. Наследная преемница Виндемиатрикс Саргас уже на пути в Лондон. Она будет содействовать Сайену в операции «Альбион».

– Вэнс не погибла?

– Нет. Но в реанимации.

Напрасно Альсафи ее не добил. И я хороша! Могла бы догадаться, что Вэнс до последнего будет цепляться за жизнь.

– «Альбион»… – потирая веки, пробормотала я. – Знакомое название.

– Это особая операция, направленная на подавление сопротивления и полный разгром Касты мимов, – пояснил Арктур.

Полномасштабные военные действия в сердце Сайена. Я приподнялась на локтях:

– Думаешь эта… как ее… Виндемиатрикс представляет серьезную опасность?

– Последние два столетия ей вменялось наблюдать за свободным миром. Наверняка она воспользуется приобретенными навыками, чтобы разыскать Касту мимов и внедриться в нее.

– Надеюсь, Рантаны предупредили Светляка и Элизу.

– Даже не сомневайся.

Каста мимов еще не готова дать бой. Первоначальный раскол ослабил ее структуру, а «Экстрасенс» парализовал работу на месяцы. И вот теперь новое испытание.

В столице по-прежнему действовало военное положение, улицы кишмя кишели солдатами. Элизе и Светляку, правящим в мое отсутствие, придется пахать круглыми сутками, чтобы помешать «Альбиону» загасить искру