– Неужели туда не доехали итальяшки?

– Может, и доехали. Но ведь не все итальянцы умеют готовить пасту.

– Ой, не знаю, не знаю.

– Ты мыслишь стереотипно. С таким же успехом я могла бы сделать вывод о том, что раз ты из деревни родом, то непременно умеешь доить корову.

– Так я и умею. Делов-то.

Резко торможу. Оборачиваюсь, недоверчиво глядя на Валюху, которая чуть не налетает на меня по инерции.

– Капец. Серьезно?

– Вот те крест. Хочешь, научу?

– Пока такой необходимости нет, но если что, буду иметь в виду, – смеюсь я, утыкаясь лбом в по-деревенски пышный бюст помощницы. Все же Валюха удивительная женщина. Шесть лет она живет в столице. И, конечно, при желании за это время такая умница, как она, запросто могла бы отточить свои манеры до того уровня, при котором местные снобы перестали бы воротить от нее носы. Но уникальность Валюхи как раз в том и состоит, что ей плевать на снобов. Она такая, как есть. А если она такой кому-то не нравится, то это их проблемы.

– Я у коровы даже как-то роды принимала.

Ну, что тут скажешь? Я опять смеюсь.

Пообедать решаем на веранде. Мы с Валюхой не привязаны к времени перерыва и обычно приходим, когда основной наплыв гостей спадает.

– Я, наверное, буду равиоли и… Ой, бля! Ты только не вздумай оглянуться.

– А что там? – удивляюсь я.

– Там жена Молотова. Твою мать, Ясь, она, походу, топает к нам.

– Ты же шутишь, да? – каменею, чувствуя спинным мозгом чужой ненавидящий взгляд.

– Если бы. Не знаешь, что ей надо? – бормочет Валюха, делая вид, что мы обсуждаем меню.

– Понятия не имею. – Перевожу взгляд на официанта. – Мне к пасте – бокал вина. Нет, пожалуй, давайте бутылку.

– Ясмин…

Голос у нее мерзкий. Ну, или я предвзята. Интересно, чего ей понадобилось спустя столько лет? Не будет же она устраивать мне сцены? Теперь-то, когда мы совершенно точно расстались с Игорем, в этом нет никакого смысла.

– Да?

Я страшно довольна тем, как ровно звучит мой голос. В нем нет абсолютно никаких красок. И если бы не легкое удивление, меня можно было бы упрекнуть в наигранности. А так – просто перфекто.

– Мы могли бы поговорить?

– Не уверена, что у нас есть общие темы для беседы.

– Есть, – цедит сквозь зубы. – Поверь мне.

Если так… Перевожу взгляд на Валюху.

– Я отлучусь пописать.

Губы Ларисы брезгливо поджимаются. Моя помощница одаривает ее невинным взглядом. Прячу улыбку за стаканом с водой. Валюху многие недооценивают из-за ее эксцентричности. А зря. У нее светлая голова и бульдожья хватка.

Жена Игоря занимает место напротив, вцепившись в меня острым, как скальпель, взглядом.

– И что он в тебе нашел? Ну, ведь каких только у него не было… Ты даже не самая красивая. Далеко не самая…

– Что ж вы у меня спрашиваете? – удивляюсь, чтобы не показать, как меня задело не то даже, что я не самая красивая, о нет… А то, что жена Молотова в курсе – в чем-то мы с ней очень даже очень похожи. И совершенно точно одинаково несчастны. – Поинтересуйтесь у первоисточника. У вас ко мне все?

– Зачем он тебе? Ты молодая. Богатая. А он… Ты знаешь, какой он.

– Вы что-то путаете, Лариса. Нас с Игорем уже давно ничего не связывает. Боюсь, если у вас опять возникли какие-то подозрения, вы пришли не по адресу.

– Не ври мне! – визжит она. – Никакая другая не заставила бы его подать на развод!

Пульс в ушах стучит так часто, что, кажется, звук сливается. Это почти сирена.

– Опять соврала, что залетела? Думаешь, если этот номер прокатил один раз, то и второй прокатит?

К горлу подкатывает желчь. О чем она, мать его, толкует? Какой «один раз»? Какой «прокатил»?

– Лариса, я вас не понимаю. Как я уже сказала, мы с Игорем давно не вместе.

Я смело встречаю ее змеиный взгляд. Лариса – моя полная противоположность. И дело не в том, что она меня намного старше. Я длинноволосая брюнетка, она – стриженая блондинка. Мой папа – казах. Она – чистокровная славянка. Я – невысокая. Она – модельного роста. И так далее. Если отталкиваться от мысли, что у каждого человека есть какой-то предпочтительный типаж, то типаж Молотова для меня остается загадкой. Не удивлюсь, если ему вообще все равно, кого трахать.

– Не верю… – шепчет Лариса. – Баб у Игоря всегда было много. Но уходил он лишь однажды. Когда ты соврала, что залетела.

Я не врала. И к тому же, что значит – уходил? К кому? Уж точно не ко мне. Будь так, моя жизнь сложилась бы совершенно иначе.

– Ваше дело. Но мне к сказанному добавить нечего.

Я утыкаюсь в меню. Несколько мгновений спустя Лариса сгребает сумочку и уходит, громко цокая по полу каблуками. А еще через минуту за стол возвращается Валюха.

– Ну?! Чего от тебя эта грымза хотела?

– Требовала, чтобы я оставила Молотова в покое. Он, похоже, опять пугает ее разводом.

– Вот это поворот. И? Что ты теперь будешь делать?

Мы замолкаем, прерванные появлением официанта. Терпеливо ждем, когда он разольет вино.

– А что я буду делать? – хватаю бокал. – Ничего. Мы расстались.

– Я подумала, что раз он теперь вроде как свободен, то…

– Ты неправильно подумала.

Настроение безвозвратно испорчено. В ушах раскатистым громом прокатываются слова Ларисы о том, что Молотов от нее уходил. Во как… А я не знала. И теперь, когда это уже вообще ничего не решает, я поневоле гадаю, какой в этом был смысл, если он один черт отправил меня на аборт?

– Извини.

– Проехали, Валь. Не хочу об этом.

Но уже поздно. День безвозвратно испорчен. Не радует даже вино. И цифры не спасают. Что толку сидеть в офисе?

– Валюх, если кто-то будет искать, я уехала.

– Составить тебе компанию? Прогуляемся по набережной, м-м-м? Или на велике погоняем.

– Нет, я спать завалюсь пораньше.

Дома на столе, как назло, две чашки. Убираю их в