Резиденция княжества Сацума в Эдо

Князья вроде бы и подчинялись сёгуну, но все они делились на «чистых» и не очень. Когда основатель династии Токугава Иэясу пришел к власти, он поделил князей (даймё, букв. «большое имя») на несколько категорий. Главными из них были следующие: «родственники» («симпан даймё», они состояли в родственных отношениях с домом Токугава); «союзники» («фудай даймё»), поддержавшие основателя сёгуната Иэясу в его борьбе за объединение страны; «внешние князья» («тодзама даймё»), сражавшиеся против Иэясу. Хотя со времени окончания гражданской войны прошло два с половиной века, это деление продолжало сохраняться и никакой возможности перейти из одной категории в другую не существовало. Историческая память в Японии длинна, и «внешние князья» никогда не забывали, что их предки проиграли войну. Многие из них жаждали мести. Однако Токугава создали превосходную систему сыска, горизонтальной солидарности князьям не хватало, и за два с половиной века существования династии Токугава сёгунату ни разу не пришлось применять по отношению к князьям вооруженную силу.

Словом, сёгунату Токугава удалось создать конструкцию, благодаря которой страна длительное время пребывала в мире, но в основе этой конструкции были заложены такие решения, которые привели к распаду пирамиды власти при первом соприкосновении с внешним миром, от которого с таким тщанием закрывалась политическая элита. Это произошло к середине XIX века, когда западные державы стали требовать «открыть страну» все настойчивее. Хотя князья столь долгое время не поднимали никаких восстаний, многие из них вышли из подчинения, как только почувствовали, что поводья ослабли. На поверку оказалось, что лоскутное одеяло, составленное из лояльных прежде княжеств, не выдержало проверки на прочность. Это одеяло было сшито суровыми нитками, но оно все равно оставалось лоскутным.

События разворачивались в замке Эдо, обитатели дворца Госё в Киото были заняты «повторением прожитого»: церемониями и переживанием былого величия. Многим казалось, что так будет продолжаться вечно. И оказались неправы.

Император Комэй вел размеренную жизнь, время его заполнялось церемониями и ритуалами, расписание которых было известно на годы вперед. Он привычно занимался японской поэзией и изучением классических конфуцианских текстов. Когда же случалось солнечное или лунное затмение, что почиталось за дурной знак, двор из-за боязни скверны погружался в полную бездеятельность, а сам император пребывал за опущенными бамбуковыми занавесками, возле которых буддийские монахи возносили бесконечные оберегающие молитвы. Комэй находился за бамбуковыми занавесками, потому что смотреть на него не разрешалось. Император опасался сглаза, а монахи боялись, что, взглянув на него, они ослепнут. Времени у императора было много.

Детей у него появлялось на белый свет тоже немало, но они рождались болезненными, многие умирали. В течение многих веков круг брачных партнеров императорского дома был крайне узок, что, как известно, не способствует появлению здорового потомства. Кроме того, японские императоры вели крайне неподвижный образ жизни, придворные дамы одевали и раздевали их, стригли им ногти. Начиная с XVII века они практически не покидали пределы своего дворца Госё в Киото – сёгунат запрещал совершать любые выезды. Защиты же от гиподинамии в виде занятий спортом культурой выработано не было. Потребность в двигательной активности находила свой выход в общении с многочисленными женами и наложницами, но это зачастую вело к полному истощению. Императоры участвовали в многочисленных ритуалах, которые в Японии непременно сопровождаются винопитием. К концу своей недолгой жизни Комэй стал законченным пьяницей. Алкоголизм можно назвать профессиональным заболеванием японских императоров.

Со стороны придворных дам тоже было трудно ожидать помощи в деле появления на свет здорового потомства. Они тоже вели крайне изнеженный и малоподвижный образ жизни. И хотя средневековые женщины обычно разрешаются от бремени достаточно просто, источники уже хэйанского времени говорят о том, что для японских аристократок роды представлялись тяжким испытанием.

Однако этот год принес династическую удачу: 15 октября[6] у наложницы императора Ёсико (1835–1907), дочери внештатного главного советника Накаяма Тадаясу (1809–1888), родился будущий император Мэйдзи. Ни один из его пяти братьев и сестер не пережил отца. Для того чтобы стать императором в будущем, от него требовалось только одно – выжить.

Роды случились около полудня. В соответствии с традициями роженица разрешилась от бремени в отцовском доме, который был расположен в нескольких сотнях метров от дворца. Когда весть о рождении сына доставили во дворец, Комэй потягивал свое предобеденное сакэ и любовался хризантемами в саду. Поскольку рождение ребенка считалось актом, который вызывает ритуальную нечистоту, на дворцовой кухне потушили огонь. Новый доставили из дома Кавабата Доки, поставщика рисовых пирожков. Его предки пекли императорам пирожки уже больше пяти веков. При дворе больше всего ценили постоянство, принцип наследственности занятий распространялся не только на самого императора, но и на все его окружение.

На шестой день после рождения ребенку дали его первое имя – Сатиномия («Счастливый принц»). В Японии было принято, что с переходом в следующую возрастную категорию человека нарекают по-новому, поэтому одним именем принц не ограничился.

Начиная с момента рождения Сатиномия придворные историографы вели летопись его жизни. Вот принц сделал первый шажок, вот в первый раз сумел справиться с палочками для еды… Однако главным делом жизни японского императора было все-таки отправление ритуала. Поэтому ни одно ритуальное мероприятие, касающееся принца, не выпадало из поля зрения летописцев.

Первым делом следовало провести обряд «захоронения пуповины». Этот обряд – китайского происхождения, но он так давно укоренился в Японии (первые археологические свидетельства его проведения относятся к VII–VIII вв.), что воспринимался как свой собственный.

Вымытую пуповину положили в глиняный сосуд, который в свою очередь поместили в деревянное ведро. Ведро было обернуто в белый шелк. Его поставили на подставку вместе с двумя ножами (оберегающий амулет), двумя синими камнями (знак твердости и силы) и парой сушеных рыбок-гомамэ (их название омонимично фразеологизму «императорское здоровье»). На ведре были нарисованы сосны (символ долголетия), бамбук (упорство), черепахи (долголетие и мудрость) и журавли (на журавлях, согласно китайским легендам, путешествуют достигшие бессмертия даосские святые).