Мальчик, родившийся со сгустком крови в руке, – фольклорный сюжет, известный в буддийской Индии и в Иране; такое рождение предвещало появление безжалостного завоевателя. Местность Делюн-болдак, где родился Чингис-хан, строго не локализуется. Полагают, что это современный Де-люн-булдак на правом берегу реки Онон, примерно в 250 км от Нерчинска, вблизи от устья реки Бальджи. П. Пельо и Л. Гамбис считали, что это холм («делюн-болдак» – букв. «холм, похожий на селезенку»), который находился на берегу Онона по соседству с местностью Ехе-арал – «Большой остров» [Пельо-Гамбис, с. 11]. Находилась ли эта местность на территории современной Читинской области или в районе Бурхан-Халдуна, где прошли детские годы и юность Темуч-жина, а значит, намного южнее, в современном Хэнтэе, у гор, являющихся истоком Онона, Толы и Керулена, определенно сказать трудно.

Столь же трудно назвать точную дату рождения Темуч-жина – Чингис-хана. По Рашид-ад-дину и сочинению Чжао Хуна «Мэнда бэй лу», Темучжин родился в 1155 г.; «Юань ши» указывает в качестве даты рождения Темучжина 1162 г. Эта же дата дается в «Шэн у цинь чжэн лу». Ряд иных китайских источников косвенно указывают на 1167 год. Последнюю дату принял Поль Пельо, считая, что она лучше всего согласуется с биографией Чингиса.

Между тем автору этих строк представляется, что, учитывая долгий и трудный путь Темучжина к объединению Монголии и к престолу всемонгольского хана, наиболее вероятной датой его рождения является 1155 год. Кэ Шаоминь, автор позднего сочинения «Синь Юань ши» («Новая история династии Юань»), писал: «Тай-цзу родился, держа в правой руке запекшуюся кровь, похожую на крепкий камень. Лицо светилось. Этот год был и-хай, 3-й год Чжэнь-юань цзинь-ского владетеля Ляна», т. е. 1155 г. (цит. по [Полное описание, с. 117]). «1155 год, – писал Н.Ц. Мункуев, – по-видимому, является вероятной датой рождения монгольского хана. При этом надо учесть, что Чжао Хун побывал у монголов, от которых он черпал свои сведения еще при жизни Чингис-хана, в 1221 г., когда воины последнего, очевидно, были осведомлены о своем предводителе, в частности о его возрасте» [Полное описание, с. 117].

Известна точная дата смерти Чингис-хана – 18 августа 1227 г. Разные источники по-разному указывают, сколько Чин-гис-хану было лет, когда он умер. «Юань ши», «Шэн у цинь чжэн лу», «Алтан Тобчи», все поздние монгольские источники, исходя из того, что Чингис-хан, по данным «Юань ши», скончался в возрасте 66 (65) лет (монголы, как и китайцы в старое время, считали возраст не с момента рождения, а с момента зачатия), считают годом рождения Чингис-хана 1162 г.

Рашид-ад-дин, зная, что «для всех монгольских царевичей, эмиров и вельмож… ведомо и достигло границы всеобщей гласности, что продолжительность его жизни была 72 года, а на 73-м году жизни он скончался» (т. 1, кн. 2, с. 74), вычислил дату рождения Чингис-хана, и получился 1155 г. П. Пельо поставил под сомнение обе даты. Его смущало, что Темучжин стал отцом в 30 лет (Угэдэй родился в 1186 г., Чагатай – в 1185-м, дата рождения Чжочи сомнительна), подчинил народы Центральной Азии в 50 лет и лишь в 60 лет совершил походы в соседние страны, а в 72 года – поход на тангу-тов. Поэтому он «омолодил» Темучжина и признал датой его рождения тот же год 12-летнего животного цикла, только на 12 лет позже 1155 г. – 1167 г. [Пельо. Заметки, с. 285–287]. Этот вопрос остается открытым, как и вся датировка событий жизни Чингис-хана до начала XIII в.

Добавим, что, по мнению П. Рачневского, сам Чингис не знал точной даты своего рождения [Рачневский, с. 17].

По поздним версиям монгольских источников, уже подверженных влиянию буддизма, Темучжин родился, держа в руке не сгусток крови, а государственную печать. Чингис-Те-мучжин как кузнец живет в памяти народной. Еще в прошлом веке монголы считали, что наковальня Чингиса, сделанная из металла бурын, имеющего свойства меди и железа, хранится на горе Дархан. Выше села Новоселенгинска, на левом берегу реки Чикой, есть безлесая гора с плоской вершиной; говорят, что это наковальня Чингис-хана, здесь богатырь-кузнец ковал железо, стоя одной ногой на правом, а другой – на левом берегу реки.

Мы уже говорили о том, что Есугай-баатур был главой улуса, который объединял часть монгольских племен, в том числе тайчиутов. Жизнь его проходила в боях и походах, и «из страха перед его отвагой и натиском большинство друзей и врагов покорились ему ради спасения своей жизни, поэтому положение и дела его были в полном порядке и блестящем состоянии» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 75]. Действительно, можно думать, что за широкой спиной отца детство Темучжина было обеспеченным и безоблачным. Когда Темучжину исполнилось девять лет, Есугай по старинному монгольскому обычаю решил сосватать ему невесту из того же олхонутского племени, из которого была и мать Темучжина, Оэлун. Взяв с собой мальчика, он отправился в путь. В дороге повстречался им Дай-сечен из племени унгират.

– Куда держишь путь, сват Есугай?

– Я еду, – говорит Есугай-баатур, – сватать невесту вот этому своему сыну.

Дай-сечен посмотрел на Темучжина:

– У твоего сына взгляд, что огонь, а лицо, что заря. Снился мне, сват Есугай, этой ночью сон, будто слетел ко мне на руку белый сокол, зажавший в когтях солнце и луну. Что-то он предвещает? – подумал я, как вижу, подъезжаешь ты, сват Есугай, ты со своим сыном. Унгиратское племя с давних пор славится, нет в том соперников нам, красотою наших внучек и пригожестью дочерей. Зайди ко мне, сват Есугай. Девочка моя малютка, да свату надо посмотреть!

Взглянул Есугай на Борте, десятилетнюю дочь Дай-сечена, а лицо у нее – заря, очи – огонь. Переночевали гости ночь, а наутро началось сватовство. Столько, сколько требовало того приличие, торговался Дай-сечен, заманивший знатного жениха, желавший породниться с Есугаем. Поторговался и сказал:

– То не женская доля – состариться у родительского порога. Дочку свою согласен отдать. Оставляй своего сынка в зятьях-женихах.

На том и поладили. Подарил Есугай Дай-сечену своего заводного коня, попросил его присмотреть за сыном:

– Страсть боится собак мой мальчик. Ты уж, сват, побереги мальчика от собак!

С тем и уехал Есугай, оставив девятилетнего Темучжина у его десятилетней невесты по старинному монгольскому обычаю в зятьях у Дай-сечена из племени унгират (по «Сокровенному сказанию», с. 86–87).

На обратном пути повстречались Есугаю пирующие татары. Томимый жаждой, думая, что никто из этих татар не знает его в лицо, решил Есугай задержаться на их празднике, немного передохнуть. Но кто-то из татар опознал Есугая. Не рискнув в открытую убить его, татары подмешали Есугаю в питье отраву. Уже в пути почувствовал Есугай неладное, а добравшись через трое суток домой, заболел и слег. Перед смертью он позвал своего приближенного, Мунлика:

– Дитя мое, Мунлик! Ведь у меня – малые ребята. Извели меня тайно татары. Дурно мне. Прими же на свое попечение всех моих: и малюток, и осиротевших младших братьев, и вдову, и невестку. Дитя мое, Мунлик! Привези поскорее моего Темучжина! (по «Сокровенному сказанию», с. 87).

С этими словами он скончался. Если Чингис-хан родился в 1155 г., то Есугай покинул этот мир в 1163, если принять за дату рождения Чингис-хана 1162 г., то в 1170 г., а если 1167, то в 1175 г., учитывая, что указание источника на то, что Темучжину было девять лет, означает, по нашему счету, что фактически ему было восемь. По расчетам Рашид-ад-дина, смерть Есугая пришлась на то время, когда Темучжину было 13 (по-нашему – 12 лет). Тогда соответственно и все даты должны быть сдвинуты на три года – 1166, 1174, 1178 гг.