«Но у Клер такой змеиный язык… Она просто не может без того, чтобы не делать гадости. – Губы девушки страдальчески кривились, на переносице между светлыми бровями пролегли тоненькие морщинки. – И за что она меня невзлюбила? Что я ей такого сделала?»

Франсуазе стало жаль саму себя. Не удержавшись, она шмыгнула носом и совсем расчувствовалась. Тонкая прядка волос выбилась из прически и норовила угодить в глаз. Франсуаза машинально поправила ее и посмотрела в зеркало, чтобы проверить, все ли в порядке. Но то, что она в нем увидела, заставило ее забыть и о прическе, и о вредной Клер, и даже об Альбере.

Поперек зеркала крупными алыми буквами, выведенными кровью, шла надпись:

Вы все умрете здесь.

Мгновение Франсуаза, ничего не понимая, смотрела на алые потеки и коряво начертанные слова, но этого мгновения оказалось вполне достаточно, чтобы дикий, нечеловеческий ужас заполонил все ее существо. Выронив тряпку, девушка с громким криком бросилась прочь из гостиной.

За окнами выла и бесновалась метель, когда около семи часов мы сели ужинать.

– Похоже, дорогая кузина, вы привезли с собой петербургскую погоду, – шутливо заметил граф Коломбье.

Всего за столом нас оказалось пятнадцать человек: во главе – граф Эрнест с супругой и сыном Люсьеном, подле графа – депутат Пино-Лартиг, управляющий Филипп Бретель с женой Эдмондой, дородный судья Оливье Фирмен, который почти все время молчал, поглощая пищу, потом химик Андре Северен, чьи длинные костлявые пальцы были все в пятнах от кислот и каких-то реактивов. Мадемуазель Фонтенуа сидела рядом с Люсьеном, который то и дело украдкой поглядывал на нее взором, полным обожания. По другую руку от его тети Дезире расположился доктор Эмиль Виньере, а возле него оказалась Матильда, чьим соседом с другой стороны был Луи Констан, помощник депутата. Констан – маленький, жилистый, скуластый, глаза у него пронизывающие, уши плотно прижаты к черепу, и чем-то он неуловимо смахивает на старого боксера. Чувствуется, что он сильно себе на уме и никого не принимает всерьез, кроме, пожалуй, себя самого. Трое учителей, включая и вашего покорного слугу, сидели в самом конце стола, лишь изредка вмешиваясь в общий разговор. От нечего делать я разглядывал мадемуазель Фонтенуа, которая занимала меня все больше и больше. К ужину она переоделась в роскошное темно-красное платье из тяжелого бархата, а на корсаже у нее сверкала изящная брошка в виде выложенной рубинами мыши с алмазным хвостом и изумрудными глазками. Обычно люди выглядят как неудачные дополнения к своим драгоценностям, но с Дезире все обстояло как раз наоборот. Казалось, что эта милая безделушка создана для нее, как, впрочем, и она сама – для своей брошки. Они поразительно подходили друг другу – иного слова не подберешь.

– Должно быть, вам тяжело было привыкнуть к Петербургу после нашего климата, – заметила Эдмонда.

– О мадам, – беспечно отозвалась Дезире, – любовь делает чудеса!

В ее словах не было решительно ничего необычного, однако все присутствующие почему-то заулыбались. Все, исключая, пожалуй, женщин.

– В Петербурге проживает много народу? – с деловитым видом осведомился математик Ланглуа.

– Я не считала, но, похоже, много, – ответила кузина графа.

Я терялся в догадках: и когда она успела раскусить этого педанта?

– А вы видели царя? – спросил депутат, подавшись вперед.

– Какого царя? – подняла брови Дезире. – Я знала двоих царей.

Граф Коломбье кашлянул.

– Неужели вас принимали при дворе, дорогая кузина? – с сомнением в голосе осведомился он.

– А почему бы и нет? – спокойно парировала Дезире. – Вас, дорогой кузен, ведь тоже принимали когда-то при французском дворе, и император даже пожаловал вам графский титул… за заслуги в области производства пушечного мяса.

Случайно или намеренно, но она наступила Коломбье на самое больное его место. Свой титул он получил за сделанное им изобретение, а вовсе не по наследству, как большинство дворян. И, разумеется, многие из них не упускали случая посмеяться над графом Эрнестом, называя его между собой «графом с голубятни»[5]. Поэтому Коломбье был очень чувствителен к любым разговорам на данную тему.

Заметив, что ее муж находится в затруднении, графиня поспешила к нему на выручку.

– Мы слышали, что вы с князем собираетесь скоро сыграть свадьбу. Это правда? – вкрадчиво осведомилась она.

Насколько мне было известно, ни о какой свадьбе пока речи не шло, но замужние женщины так устроены, что не могут не чувствовать своего превосходства над теми, кто еще не вступил в законный брак. С точки зрения света, положение Дезире было весьма шатким, но она лишь улыбнулась, словно замечание жены кузена несказанно ее позабавило.

– Ну, в мои двадцать шесть лет это никогда не поздно, – заметила она, с нарочитой скромностью опуская ресницы.

– В тридцать четыре, дорогая, – тихо напомнил граф.

– Я и говорю, в мои двадцать девять лет, – покладисто согласилась Дезире.

Луи Констан фыркнул. Ветер за окном засвистел еще яростнее, чем прежде, и в его вой внезапно вплелся истошный женский крик.

Граф подскочил на месте и уронил вилку. Матильда вздрогнула, Брюс Кэмпбелл озадаченно нахмурился.

– Что еще такое? – пробормотал судья.

Коломбье знаком подозвал дворецкого Лабиша и шепнул ему что-то на ухо. Тот кивнул и на цыпочках удалился.

– Сейчас узнаем, – буркнул граф, вновь принимаясь за еду.

– У вас тут случайно не водятся привидения? – поинтересовалась Дезире, мельком улыбнувшись своему юному соседу.

– О, что вы! – воскликнула Матильда. – Никаких привидений у нас нет.

– Есть, – внезапно проговорил Люсьен. – Одно точно есть.

Слова мальчика были встречены всеобщим молчанием.

– Люсьен, – недовольно сказал граф, – положительно, ты читаешь слишком много книжек. Не обращайте на него внимания, кузина. Ручаюсь вам, ни единого призрака в Иссервиле нет и никогда не было!

– Нехорошо вводить в заблуждение людей, Люсьен, – назидательно заметила мать.

– Но я его видел! – принялся настаивать ее сын, покраснев до ушей. – Честное слово! Видел своими глазами!

– По-моему, юноша, у вас слишком разыгралось воображение, – проговорил Констан, не сводя с него тяжелого взгляда. – И на кого же было похоже привидение, позвольте вас спросить? Белая прозрачная фигура летала по коридорам и кричала страшным голосом?

Люсьен покраснел еще гуще.

– Нет, – выдавил он из себя, – призрак был в черном. Но я видел его, уверяю вас!

– Наверное, то был кто-нибудь из слуг, – предположил доктор.