Она легко поднялась по лестнице на второй этаж. День обещал быть скучным: анализ состояния пациентов, принятых сегодня, подготовка к собранию по поводу принятия бюджета, организация конференции философа Андре Лекомта, которая состоится через день, а также посещение вечером ужина в честь дня рождения Бенуа. Сириль была охвачена страхом и сомнениями. Снимки ее мозга ничего не обнаружили, ни единой травмы, ни одного намека на неполадки в функционировании. Ничего, что могло бы объяснить ее забывчивость. Она надеялась, что магнитно-резонансная томография все решит, а обследование лишь подогрело ее волнение, поставив новые вопросы. И муж так и не ответил на ее сообщения.

Сириль размышляла над спектром симптомов болезни Альцгеймера. Патологии не ограничивались мозговой визуализацией. Только аутопсия после смерти могла подтвердить заболевание. При жизни пациента диагноз можно было поставить лишь по ряду клинических симптомов. В развитии болезни было две стадии. Ее болезнь могла находиться на ранней стадии, с невыраженными признаками.

Ощущение постигшей неудачи преследовало Сириль. Память предавала ее. Она подумала о своей бабушке, симпатичной невысокой старушке, работнице на тюлевой фабрике с четырнадцати лет, которую она знала очень непродолжительное время. Она помнила лишь то, что та была странной: потеряла рассудок и рассказывала всякую ерунду. Хорошо придуманные истории, не имеющие ничего общего с реальностью.

«А если я стану такой же?»

Она поднялась на второй этаж, прошла мимо лаборатории сна, где могли регистрировать ночные показатели сразу двух пациентов, зала ожидания и собственного кабинета. Мари-Жанны на месте не было. Сириль сделала себе кофе и взяла печенье. Ее охватила тоска. Неожиданно она увидела себя ребенком: светлые кудри, бархатные юбочки и голубые свитера. Свой родной городок в Кодри на севере страны. Семью, все члены которой работали на текстильной фабрике. Она не росла в роскоши и все время обещала себе, что обязательно выберется из этой дыры и увидит мир. И ей это удалось.

После смерти матери (Сириль было тогда десять лет) она осталась одна с отцом в шахтерском поселке на улице Мучеников, тихой и мрачной. Затем отец отправил свою «малышку Лили» в пансионат Амьена. О том времени у нее сохранились лишь плохие воспоминания. Светловолосую девочку, неприметную и скромную, с задатками прекрасной ученицы постоянно донимали товарищи, но это позволило ей стать сильнее.

Получив диплом с отличием и выслушав поздравления комиссии, она села в поезд, идущий в Париж, где, победив в конкурсе, поступила на медицинский факультет института на улице Святых Отцов.

«Не возвращаться назад, не замыкаться, отталкиваться от предыдущего».

Благодаря способностям к математике, естественным наукам и превосходной памяти она легко окончила институт, после чего, выбирая специальность, остановилась на психиатрии — отрасли с великолепной репутацией, но и наиболее сложной.

Сириль помассировала шею, углубившись в воспоминания.

Ад интернатуры был чем-то совсем иным. Она страдала в нем два года. Отделение Б больницы Сент-Фелисите. Лабиринт небольших темных палат с решетками на окнах, где чахли изгои общества. Большинство из них были нищими, а их состояние объяснялось как простой подавленностью, так и тяжелыми психопатологиями.

Сириль думала, что сможет позаботиться о них, выслушать их, помочь им подняться. Но уже десять дней спустя она все поняла. Измученный персонал настолько накачивал пациентов лекарствами, что с ними практически невозможно было установить контакт. Политика профессора Маньена была простой: наколоть больных транквилизаторами, чтобы все было тихо и спокойно, а затем перевести в другое отделение или больницу. Шизофреники, больные с расщеплением личности, опасные психопаты, извращенцы… Она ничего не могла сделать.

И именно из этого ада восстал Жюльен Дома?

Сириль вздрогнула.

Ни его жесты, ни поведение, ни голос не находили в ней отклика. Напрасно она ломала голову, вспоминая десятки палат, сеансы терапии, даже электрошок и изолятор. Все безрезультатно. Она отломила два кусочка шоколада и в очередной раз попыталась дозвониться Бенуа. По-прежнему автоответчик. Она оставила ему третье сообщение, стараясь сдержать беспокойство.

Небольшими глотками Сириль пила кофе. Вот уже пять лет она пыталась сделать своих пациентов счастливыми. Она принадлежала к американской школе, рассматривающей счастье как любое другое состояние мозга, которое можно спровоцировать. В частности, она была уверена, что люди рождаются с разной нейронной способностью к счастью. Некоторые предрасположены к этому, другие — нет. Ее задание, думала она, заключается в том, чтобы исправить эту ситуацию и помочь тем, кому не удалось вытянуть счастливый билет.

Это была ее единственная цель.

И она не могла отклониться от нее, как бы там ни было.

* * *

После обеда все шло как обычно. Между сеансами с пациентами Сириль снова и снова возвращалась к собственной проблеме, записывая в блокнот все, что помнила о своем пребывании в Сент-Фелисите, пытаясь составить список пациентов, которых она лечила. Дело продвигалось медленно. Ведь все это было десять лет назад, и некоторых из них она видела только несколько раз. Лист бумаги был наполовину чистым. Ей следовало бы просмотреть все дела пациентов за тот период. Но это было невозможно.

Место напротив Сириль заняла ее последняя пациентка в этот день. «Перфорация чувств, попытка самоубийства» — написала Мари-Жанна на папке. Изабелла ДеЛюза пребывала в отчаянии. Симпатичная домохозяйка, мать четверых детей, теперь уже взрослых, жила в одном из прекрасных домов наподобие дворца Мезон-Лаффит, в несколько этажей и расположенном рядом с парком.

По словам Изабеллы, она страдала от «двадцати лишних килограммов» и «неверности мужа». Было ясно, что женщина напрямую связывает эти два фактора. Сириль никак не могла сосредоточиться на рассказе своей пациентки, хотя прекрасно отдавала себе в этом отчет и пыталась ее слушать.

На этом месте сидело множество женщин, оплакивавших неверность своих мужей. В большинстве случаев они были полностью разбиты и уничтожены, словно получили мощнейший удар, которого никак не ожидали. Сириль каждый раз спрашивала себя, как же так сталось, что они этого не предвидели. Отдаление от супруга, отсутствие интереса…

Мадам ДеЛюза снова готова была расплакаться.

— Простите меня, доктор. Просто я прожила с ним тридцать лет, понимаете?

Голос изменил ей. Сириль осторожно придвинула к ней коробку бумажных салфеток и попыталась подбодрить.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Вот уже год он мне изменяет, постоянно упрекает, все хуже и хуже обращается — «сделай то», «сделай это», — даже на людях. В то время как это он ведет себя за моей спиной как свинья!

Глаза пациентки сверкнули яростью. Сириль невольно подумала о Бенуа и его бывшей жене, об отчаянии этой женщины, обнаружившей, что профессор нейробиологии спит с одной из своих интернов, по всей видимости, с Сириль.