Кристэн вынырнул из воспоминаний. Посмотрел на беспокойно завозившуюся во сне Эвелину и с улыбкой укрыл её покрывалом. Рассматривал жену, любуясь трепещущими ресничками, отбрасывающими тень на розовые щёчки, припухшими от его поцелуев губами и в груди тяжело сжималось сердце. Любил. Он до безумия любил её, и это всепоглощающее чувство по своей силе пугало его.

Каждый раз, отсутствуя в поездках, он день и ночь думал о жене, безумно ревновал её и приходилось сдерживать яростного собственника, чтобы не нанять ей компаньонку как юной деве или соглядатая.

Вспомнил своё ошеломление, когда узнал, что Эвелина невинна. Именно поэтому она когда-то категорично отвергла его предложение на лёгкую, ни к чему не обязывающую связь. Все одарённые подростки стремились расстаться с невинностью, потому как потеря девственности давала всплеск дара, его раскрытие, увеличение мощи, в конце концов. Только среди обычных людей невинность девушки считалась бесспорным условием при вступлении в брак.

«Как? Почему? Зачем?» — терзали его тогда вопросы. Только после свадьбы узнал, что его Эви ждала единственного, неповторимого, которому хотела вручить не только свою любовь, но и невинность.

Кристэн прикрыв глаза, покачал головой. Он когда-то наивно строил планы о заключении брачного союза с родовитой, одаренной девой, но не ранее чем ему исполнится шестьдесят, может семьдесят. Одарённые живут намного дольше обычных людей и такую вольность он мог себе позволить. Но повстречав Эви, у него сначала проснулся азарт, потом симпатия, незаметно перетёкшая в привязанность, влюблённость. Узнав же о невинности Эвелины все помыслы о том, чтобы просто затащить её в постель померкли, забылись. Осталось только первобытное желание собственника — привязать к себе.

Кристэн не обращая внимания на пересуды, и открытые высказывания некоторых знакомых о том, что он совершает сумасшедшую ошибку, объявил сначала о помолвке, а затем женился. Мезальянс? Практически. Эвелина не подходила ему ни по единицам дара, ни по уровню родословия, но ему было плевать.

Его девочка, его льяна. Хрупкая, тоненькая как манийская статуэточка, с шикарными золотыми волосами пронзила своим серо-голубым взглядом не только его сердце, душу!

— Просыпайся, соня, — тихий, такой родной, до сумасшествия любимый голос прорвался через сон, и Эвелина со счастливой улыбкой распахнула глаза.

— Утро? Уже? — Девушка, зевнув, сладко потянулась и, с улыбкой притянула к себе сидевшего на краю постели мужа.

— Утро, утро, соня, — рассмеялся Кристэн, позволяя увлечь себя вниз. Насладился поцелуем и с тяжёлым вздохом отстранился: — Если не остановимся, то в постели мы проведём весь день. А мне, между прочим, в канцелярию с отчётом надо явиться. Вставай, — чмокнув любимую в нос, отчего Эвелина ярко, солнечно улыбаясь, поморщилась, встал.

— А сколько… — девушка повернула голову и, увидев, как солнечные лучи пытаются пробиться сквозь тяжёлые портьеры, вскочила с кровати как ошпаренная: — Благостные… сколько сейчас времени? Я же… мне же в центр надо!

— Успокойся! Лина! — Кристэн поймал забегавшую по спальне жену, заключая её в объятия. — В центр отправил вестника — предупредил, что ты задержишься. Поэтому спокойно собирайся, позавтракаем и я отвезу тебя. Беги, — отпустил любимую.

Не удержался — шлёпнул её по попке, отчего та, взвизгнув, показала ему язык. Схватив с кровати покрывало и закутавшись в него, умчалась через межкомнатную дверь в свои покои.

Хихикая как маленькая, беспечная девчонка, Эвелина торопливо прошла в купальню, скинула покрывало и замерла возле ростового зеркала. То тут, то там, на коже расцветали маленькие фиолетовые пятнышки — свидетельство бурной ночи и страсти, которая поглотила супругов накануне. Огладив ладонями тело, девушка, не сдерживая счастливой улыбки, покрутилась и поторопилась к раковине.

— Доброго вам утречка, — встретила Эвелину камеристка.

— Доброе, — пропела девушка, пританцовывая, направляясь к гардеробной: — прекрасное.

— Вы прямо сияете как залудень драгоценный.

— И как же ты определила это? — усмехнулась Эвелина, с помощь камеристки облачаясь в нательную рубашку.

— Так по глазам, трэя. У вас глаза счастьем лучатся, — улыбаясь, отвечала Кэри, снимая с вешалки голубое платье для хозяйки.

— Пожалуйста, поторопись, — просила Эвелина уже одетая, усаживаясь на пуфик возле зеркала. — Что-нибудь простое, — поёрзала, когда камеристка начала её причёсывать. — Косу я уже в центре заплету.

— Торопитесь? — блеснула хитринкой в глазах Кэри.

— Очень. Хочу Кристэну подарок за завтраком вручить. А он спешит.

— Подарок, который в крафтовой бумаге? В гардеробной?

— Он самый, — улыбалась девушка, и едва последняя шпилька погрузилась в золотистую копну, удерживая незамысловатый узел, вскочила на ноги.

Эвелина с часто бьющимся сердцем входила в столовую, где её уже ожидал любимый. Замерла на входе, любуясь мужем, и решительно прошла вперёд.

— Крис, любимый, — произнесла взволновано, подходя к Кристэну, который отложив газету, поднялся ей навстречу.

— Что это у тебя? — брови мужчины удивлённо вздёрнулись.

— Подарок, — девушка протянула свёрток и завела руки за спину, сцепляя ладони в замок. Не хотела, чтобы муж заметил, как дрожат от волнения пальцы. — Я хотела подарить вчера, но… ты открой! — торопливо говорила, наблюдая как Кристэн, усмехнувшись, покачал головой и принялся разворачивать бумагу, а приоткрыв подарок, поражённо замер.

— Где… Эви… — Кристэн поднял на супругу ошеломлённый взгляд. Посмотрел вниз и стал поспешно разворачивать подарок, сбивчиво приговаривая: — Глазам не верю… это же… Благостные, откуда?

— Тебе нравится? — прошептала девушка, всё ещё волнуясь, но, когда Кристэн покачав головой, поднял взгляд, поняла — у неё получилось удивить мужа, порадовать его.

— Девочка моя, — Кристэн аккуратно отложив подарок на стол, притянул жену к себе и заключил в объятия. Отстранился, но только чтобы накрыть любимые губы жадным поцелуем, который, по мнению Эвелины, был слишком короток.

— А теперь, — Кристэн отодвинул стул, дождался, когда жена сядет за стол и только потом продолжил: — рассказывай — где, как и каким образом ты достала это сокровище.

Эвелина, улыбаясь, качнула головой. Для кого-то сокровище — это деньги, украшения, недвижимость, для некоторых мужчин — редкое оружие или лошади, а вот для её мужа, одержимого наукой и саморазвитием — это были книги. Наблюдая как Кристэн, восторженно блеснув глазами, едва касаясь кончиками пальцев, огладил обложку редкого фолианта, спросила:

— Ты помнишь профессора Кольберна?

— Конечно, — вскинул голову Кристэн. — Как он связан с фолиантом?

— Не торопи, — укорила Эвелина. Взяла кофейник и налила ароматный напиток в чашку мужа, продолжая: — Так вот, когда я училась на втором курсе, меня и ещё трёх студенток, направили ему в помощь для разбора книг в его домашней библиотеке. Вот тогда работая с картотекой, я увидела несколько редчайших изданий. Я помнила о тех фолиантах и хотела для тебя их выпросить у профессора, хотя бы для копирования. Но его долго не было в городе. Пока ты был в отъезде, он вернулся, и я встретилась с ним.