Что же касается второй группы офицеров, которую Буров обозвал «железнодорожниками», то они были из состава инженерных войск и. как ни странно это звучит, кавалерии. «Железнодорожники» изображали из себя членов паровозных бригад и занимались тщательным изучением железнодорожной сети Германии — хронометрированием перегонов между станциями, фиксированием наличия и расположения оборудования на этих станциях, то есть всяких там водокачек, семафоров, угольных складов и прочего, а главное — наличия и состояния железнодорожной инфраструктуры: мостов, насыпей, опорных стенок и так далее. Я собирался вести предстоящую войну отнюдь не так, как здесь привыкли. Немцы полагались на свой план Шлиффена — ну что ж, флаг им в руки. Вот только с какого это бодуна они так уверены, что их возможности по переброске войск на Восточный фронт после начала войны сохранятся на уровне мирного времени?..

— Тебе будет работа, — заявил я Бурову.

Он хмыкнул — мол, а когда его вызывали зачем-то еще?

— Довольно скоро к нам прибудет государев крестник — наследник болгарского престола принц Борис. Он станет обучаться в одной из наших авиационных школ. Скорее всего, в Царицинской.

Буров кивнул. Царицинская школа негласно считалась моей. Она была самой большой и хорошо оснащенной, и там учили не совсем тому, чему в большинстве других школ. Ну, например, «воздушной акробатике», как пока назывался высший пилотаж, и «правилам наблюдения». Так что к настоящему моменту Россия имела уже почти тысячу отлично подготовленных летнабов[5]. А что вы думаете — очень сложное искусство. Попробуйте-ка с высоты, с качающейся и обдуваемой сильным ветром платформы, каковой является самолет, среди массы элементов рельефа рассмотреть группу людей и понять, чем они занимаются. Или на взгляд определить численность воинской колонны, сколько там — сто человек, тысяча, три тысячи? А эти ребята умели по косвенным признакам вычислить даже войска, замаскировавшиеся в лесных массивах, и по звукам залпов, а также по схеме расположения батарей назвать тип и даже калибр ведущих огонь орудий. Ну и, появись у нас бомбардировочная авиация, из этих ребят будет очень легко подготовить штурманов.

Еще одна «моя» авиашкола была расположена в Балаклаве, но там готовили летчиков и летнабов для морской авиации.

— Так что ты специально группу «под царевича» не формируй, но подбери в нее человек пять-шесть из тех, кто верен стране и при этом способен стать болгарину близким другом. И командира группы. Лучше из числа ветеранов Русско-японской. Посоветуйся с Сандро, кого лучше.

— Задачу ставить? — уточнил Буров.

Имелось в виду, ставить ли людям задачу на непременное завязывание близкого знакомства с принцем с последующим внедрением в его ближайшее окружение. От этого зависело и то, кого Буров подберет. К некоторым вполне перспективным в плане установления дружеских отношений с принцем офицерам с подобным предложением и подходить не стоило — возмутятся, а то и на дуэль вызовут.

— Нет, не надо. Пусть идет как идет, — мотнул я головой. — Получится у кого-то подружиться — хорошо, пригласит кого-нибудь с собой — отлично, а нет — пусть просто останутся хорошие воспоминания.

Буров кивнул.

— Как там наши «арабы»?

— Нормально. Больше потерь нет. У двоих намечаются свадьбы…

Из одиннадцати человек, отправленных нами в район Персидского залива, мы потеряли троих. В основном из-за чрезвычайно низкого уровня медицины в том регионе. Один умер от лихорадки, второй — от гангрены после полученной на охоте травмы, а вот с третьим все было не так однозначно. Вполне возможно, здесь поработали наши «друзья» с туманного Альбиона. Но остальные вполне прижились, осмотрелись и сейчас активно работали по формированию в тех местах пророссийского лобби. Причем небезуспешно. Так, в настоящий момент в Шляхетском корпусе уже учились около десятка отпрысков влиятельнейших арабских родов, и каждый год мы принимали туда еще по два-три человека. Шестеро сыновей арабских вождей поступили в различные военные училища от Павловского пехотного до Михайловской артиллерийской академии и той же Царицинской авиашколы.

— А как с Цеппелином?

— Там тоже все нормально. Стажировка механиков и пилотов подходит к концу, через месяц забираем первый аппарат, через три — второй. — Буров сделал короткую паузу, потом осторожно поинтересовался: — Алексей Александрович, может, закажем еще пару? Они нам очень не помешали бы…

— Нет, хватит двух. При всех достоинствах у цеппелинов и недостатков море. Начиная с того, что они вследствие использования водорода — летающие бомбы. Но и других хватает. Так что пары аппаратов с обученной командой для апробирования и прикидки возможностей достаточно, а более денег тратить не будем.

История XX века подсказывала мне, что дирижабли — тупиковая ветка. Но кто его знает, так ли это на самом деле? Поэтому я еще год назад выделил деньги на заказ пары цеппелинов и подготовку экипажей для них, одновременно заложив мощную базу для этих аппаратов под Павловском. Если окажется, что недостатки дирижаблей преувеличены, а достоинства, с учетом реалий нашей страны и запланированного мною перехода на заполнение аппаратов гелием, недооценены, развернем там же первый завод, а нет — плавно закроем проект…

После встречи с Буровым я отправился в Генеральный штаб к генералу Кондратенко. Роман Исидорович только что вернулся с инспекционной поездки в Закавказский и Приволжский военные округа. В Приволжском сейчас формировались два новых объединения русской армии — Первый и Второй конные корпуса.

Подобные корпуса на протяжении последних ста лет в русской армии то создавались, то упразднялись, и вот теперь настало время очередного воссоздания. Для этого мы ободрали несколько первоочередных корпусов, выведя из их состава кавалерийские дивизии. На новые корпуса возлагались очень большие надежды, которые должны были оправдаться в начале войны. В их состав, кроме кавалерийских соединений, изрядно усиленных пулеметами, входили обычный для любого русского корпуса авиаотряд и очень необычные саперно-вьючные бригады, способные поддерживать маршевую скорость кавалерийских частей, а также по автобронеотряду из сорока пулеметных броневиков со всеми сопутствующими службами — от ремонтной до топливозаправочной. Причем вся техника — от бронеавтомобилей до топливозаправщиков — создавалась на единой базе. Ну и еще для выполнения задач, под которые как раз и формировались эти самые конные корпуса, и во взаимодействии с ними, а также в качестве средства армейского усиления, организовывались отдельные бригады бронепоездов. В бригаде предусматривалось по два бронепоезда с составами поддержки — базой, представлявшей собой обычный эшелон с пассажирскими вагонами, в которых личный состав бронепоездов жил в период, когда не велись боевые действия, — и составом обеспечения, в котором вслед за бронепоездами перевозились боеприпасы, запас продуктов, неприкосновенный запас топлива и воды и запас колесных пар под немецкую и австрийскую колею. Поскольку ширина железнодорожных путей у нас и у немцев была разной, бронепаровоз и броневагоны снабжались встроенными ручными домкратами — с их помощью команда бронепоезда способна была самостоятельно осуществить замену колесных пар. Хотя, так сказать, в штатном режиме переход на другую колею планировался с использованием мощностей железнодорожного ведомства… Кроме того, в состав каждой бригады входили несколько бронедрезин, вооруженных четырьмя пулеметами и парой старых сорокасемимиллиметровок Гочкиса, снятых с устаревших крейсеров и миноносцев. Они предназначались для разведки и боевого охранения.