Лунь достал немецко-французский разговорник и попросил отвезти его в ближайшую не очень дорогую гостиницу.

Развернув план Парижа, рикша показал седоку улицу, на которую он предлагает его отвезти:

– Отель «Титания»!

Лунь кивнул: поехали!

И они покатили с неплохой скоростью. Забыв про боль в спине, Лунь жадно вглядывался в парижские улицы. Так вот он какой, этот воспетый поэтами, романистами, художниками всех времен и народов город! После серо-сумрачного Берлина, к тому же изрядно тронутого бомбардировками, Париж являл вид почти безмятежного мирного города. Мадмуазели с цветными косынками на шее и новомодных темных очках в белых оправах притягивали взгляд то там, то тут. По тротуарам сновали хорошо одетые месье. Сияли ничем не прикрытые витрины магазинов, и за тротуарными столиками любители кофе с круассанами читали газеты или вели неспешные разговоры. Лишь кое-где по фасадам бросались в глаза красные флаги нацистов с черными свастиками да время от времени мелькали в толпе серо-зеленые мундиры оккупантов, которые тоже наслаждались мирной жизнью глубокого тыла.

Рикша остановился у парадного входа отеля «Титания» – шестиэтажного здания с мансардными окнами под крутоверхой крышей. Ободранные двери и давно некрашеные стены говорили о том, что в этом убогом пристанище с гостей особых денег не дерут. Пожилой портье – коллега как никак – вымученно улыбнулся и осведомился на плохом немецком, в каком номере и на какой срок желает поселиться господин офицер.

– До завтра! – поморщился Лунь от острого приступа боли в спине. – И пригласите ко мне массажиста.

– Может быть, массажистку? – с двусмысленной улыбочкой предложил портье.

– Без разницы! – отмахнулся Лунь.

Тесная одноместная кабинка лифта, куда он едва втиснулся со своим чемоданом, доставила его на шестой этаж. Именно там были самые дешевые номера. Деньги надо было экономить – неизвестно, сколько придется проторчать в Париже, и куда еще потом придется брать билеты.

В тесном грязноватом номере с великолепным видом на вытянутые купола Се Крекёра, собора, построенного в память солдат, погибших в Первую мировую, Лунь переоделся в гражданскую одежду, но сделал это так неловко, что взвыл от острого приступа боли в растревоженной спине. Он скинул покрывало на пол и улегся на жестком. Попытался сделать «змейку», как учил его врач, но лучше не стало.

«Боже праведный, как же мне теперь искать эту улицу Данюб?! Я же и до порога не дойду!» Он кусал губы и взывал ко всем святым целителям. В глазах стояли слезы… И в этот момент в дверь постучали.

– Войдите!

Вошла миловидная русая девушка в белом передничке с кожаным саквояжиком.

– Я пришла делать массаж, месье. Вам очень плохо?

– Мамочка родная! – простонал Лунь по-русски, корчась от боли.

– Вы русский? – на русском же языке спросила девушка.

– Да, родился в России… – прохрипел он, понимая, что имеет дело с русской эмигранткой.

– Я тоже родилась в России, – обрадовалась массажистка. – В Севастополе. Сейчас я вам помогу. Потерпите немного!

Она извлекла из саквояжа шприц-тюбик и воткнула иглу пониже поясницы. Через минуту-другую боль стала стихать.

– Что вы мне вкололи?

– Это морфин. Когда я была санитаркой во французской армии, нам выдавали это средство, чтобы избавлять раненых от боли. Но с ним надо осторожнее – можно быстро подсесть на иглу.

Лунь медленно перебрался с пола на кровать, и массажистка растерла ему поясницу, мягко и плавно растянула перебитые позвонки.

– Как вас зовут?

– Дарья.

– Даша Севастопольская.

– Считайте, что так. Из Севастополя меня увезли младенцем. Города я, конечно, не помню… Но очень люблю Россию. Папа был морским офицером. Мы долгое время жили в Бизерте, а после его смерти перебрались сначала в Марсель, а потом в Париж.

– У вас есть жених?

– Есть. Он здесь в баре работает.

– Не забудьте пригласить меня на свадьбу.

– Обязательно! Этьен хоть и француз, но тоже любит Россию.

– Ну, Россию в вашем облике трудно не полюбить.

– Спасибо! – рассмеялась Даша. – Он мне тоже так говорит: «Ты – мадемуазель Россия». Не больно?

– Спасибо! Все куда-то ушло… У вас волшебные пальцы.

Лунь расплатился, не жалея рейхсмарок, расцеловал девушке обе руки, пахнущие ментолом, и, едва закрылась дверь, уснул мертвецким сном, сраженный пережитой болью, ночным недосыпом и морфином. Проспал он весь день и всю ночь. Утром долго не мог понять, где он находится и что с ним. И только выглянув в окно и увидев парижские крыши, купола Се Крекёр, поздравил себя с тем, что он в Париже.

Быстро побрившись, Лунь спустился в бар перекусить. Молодой француз с большими залысинами в чернявых волосах сварил ему кофе и подал горячий круассан. Для столь непрезентабельного отеля это был превосходный завтрак.

«Не красавец, – оценил Лунь бармена, – и животик уже намечается. И вот такому счастливцу достанется Даша, нарожает ему таких же невзрачных детей. И все они, сколько их там будет, пойдут в убыль России, в ее скрытые потери, которых и без того сегодня через край… Ну, хорошо хоть не немец!» – утешил себя Лунь и отправился на поиски Рю Данюб. После долгого изучения схемы Парижа при входе в метро он все же нашел эту улицу почти на самой окраине города. Хорошо, что она находилась недалеко от станции подземки.

Дом, где должна в очередной раз решиться его судьба, был плотно населен самым разношерстным людом, которому, по счастью, не было никакого дела до еще одного незнакомца. Большей частью здесь жили армяне, и потому во дворе слышались печальные звуки дудука. Смуглый старик играл смуглым детям родные напевы.

Яцек жил на втором этаже весьма запущенного доходного дома. Он оказался высоким худым типом неопределенного возраста с длинными волосами и рыжеватой бородкой – похожий то ли на ресторанного скрипача, то ли на бедствующего художника. На самом деле он занимался починкой бытовой электротехники и, судя по рассказам Казика, был неплохим инженером-электриком. Яцек встретил незнакомца настороженно, но записка друга сразу же изменила тон встречи. Накормив гостя макаронами с пармезаном, Яцек обрисовал ситуацию с переброской в Англию. Придется еще пару дней подождать в Париже, пока в Нант не прибудут сбитые летчики. Именно с ними Лунь и будет переправлен через Ла-Манш.

– Значит, мне придется ехать в Нант?

– Да, там найдешь семейство Анастазиса, грека, который держит связь с рыбаками-бретонцами. Будешь следовать его указаниям. А пока можешь пожить у меня. Места хватит. Ты тоже летчик?

– Нет, – усмехнулся Лунь. – Намного хуже… Могу помочь тебе по хозяйству. Ты женат?

– Пока нет. Приходит ко мне одна женщина. Но она замужем.