Один раз даже говорил со службой контроля перевозок. Станционные роботы-обслуга невозмутимо трудились, не подозревая, что конец их существования уже близок, на них надвигался ударный фронт светящейся плазмы. Прошел час. Кто-то незаметно сунул кружку кофе в правую руку капитана, и он пил, продолжая разговор, наблюдая, изредка ругался тихим голосом и снова пил, пока кофе не остыл. Наконец корабль был готов к отправке.

Сокрушительный удар: от «Т» + 8 минут до +1,5 часа

Система Москвы погибала со скоростью света; смерть продвигалась на волне радиационного цунами.

Первыми в очереди на уничтожение стояли метеорологические спутники, ближе всего находившиеся к звезде и ведущие наблюдение за солнечной активностью и протуберанцами. Установленные для отслеживания потоков энергии маяки смел торнадо, вызванный спровоцированной новой: они не вышли из строя, а испарились, добавив ободранные ядра составлявших их элементов в кипящую ярость Железного Рассвета.

Секундами позже радиационный импульс расплавил огромные, но непрочные солнечные коллекторы, парящие на стационарной орбите в половине астрономической единицы и подающие энергию на генераторы антивещества диаметром в сотни километров. Роботизированные фабрики, без единого человека, исчезли незамеченно и неоплаканно. Гамма-импульс дополнительно усилился за счет хранившихся здесь тонн антиводорода, добавивших свой огонек свечи к урагану.

Через восемь минут после детонации радиационный фронт достиг планеты, где жили люди: мира, называемого Москвой. Интенсивность потока нейтронов оказалась настолько мощной, что давала смертельную дозу радиации даже после прохождения сквозь планету. Ночная сторона флюоресцировала, но по сравнению с невыносимо ярким общим фоном атмосфера казалась едва светившейся. Затем гамма-импульс выжег ее с дневной стороны до плазменного состояния и ударил в уже расплавленную твердь. Вдоль светового терминатора закружили сверхзвуковые торнадо, снося поверхностные слои земли до коренной породы.

После ударной волны от образовавшейся новой еще полчаса шел процесс планетарной дезинтеграции. На дневной стороне Москвы давление резко упало, атмосферу составляли в основном водородные и кислородные радикалы, вырванные из кипящего пара, которым раньше был Северный океан. Фронт высокой температуры, в тысячи градусов, двинулся на другую сторону планеты, сверхзвуковые ударные волны пронзали разбухшую тропосферу на ночной стороне, зажигая строения, как спички, и превращая своих в погребальные костры для мертвых тел их обитателей. Ночь отступила перед новым ужасным источником света — ослепительно блистающим на фоне взорвавшейся звезды собственным газовым хвостом планеты. Наблюдатель московского рассвета, покрывшего полнеба, мог бы увидеть магниевую вспышку радиационной энергии, столь яркую, что выжгла бы глаза на расстоянии в десятки триллионов километров. Приближалась основная волна, с плазмой в сотни миллионов градусов, чуть меньшей плотности, чем рассеянная атмосфера, и распространяющаяся со скоростью в 20 % от световой. Когда она подошла, Москва исчезла — разлетелась разрастающимся кометным хвостом, как разорвался бы арбуз в эпицентре ядерного взрыва.

Шестидесятая минута: радиационный импульс пронзил кольца Сибири, зеленого ледяного гиганта, луны которого походили на ожерелье из сверкающих жемчужин. Они ярко вспыхнули и выпустили ростки сияющего газа, а кольца засветились пурпуром, формирующийся огромный световой диск поглотил ближайшие луны за секунду. Затем Сибирь настиг сильнейший поток энергии, который расплавил поверхность до ядра и породил невероятную бурю. Ураганы размером с Москву понеслись по темной стороне гиганта, тоже отрастившего кометоподобный газовый хвост. Сибирь, в отличие от других космических тел в зоне взрыва, была слишком велика, чтобы сразу испариться целиком. От нее, расплавленной и раскаленной добела, с измененной от чудовищного удара взрывной волны орбитой, осталась железно-никелевая основа ядра — надгробная надпись на могильной плите, которая останется остывать миллионы лет в сумрачной пустоте бывшей системы Москвы.

Первый объект уцелел на расстоянии девяноста восьми световых минут.

Спавший на дальней орбите вокруг газового гиганта Земля робот-маяк встрепенулся, просыпаясь при первом резком энергетическом выбросе. Маяк в своем фасеточном бронированном панцире содержал большой запас охладителя. Способный вынести прямые удары лазерных энергосистем боевых кораблей, он выдержал взрыв, пусть и закувыркался, выбитый со свой орбиты семидесятилетнего обращения ударом потока заряженных тяжелых частиц. Маяку под кодовым наименованием «Талигент Спарроу» было 118 лет — один из 750-й серии, он являлся частью системы раннего предупреждения Управления Стратегического Возмездия недавно испарившегося МИД Москвы.

Маяк мигнул и провел оценку ситуации. Звезды скрыты газом и обломками, некоторые из них из его собственной разлетевшейся оболочки. Не важно: он имел задачу. Глубинная память вывела матрицу координат и развернула сенсоры в поисках Москвы. Он безуспешно пробовал установить высокочувствительную антенну, уже превратившуюся в смятую массу расплавленной паутины. Остальные сенсоры пытались измерить гамма-поток от приближающихся на околосветовой скорости ракет, но потерпели неудачу. Произошла перезагрузка. Примитивная система оценки проверила содержание дерева решений и определила: атака чем-то неизвестным. Килобайты скользнули в энтропию, когда «Талигент Спарроу» задействовал каузальный канал и выдал беззаботным звездам послание о случившемся.

Кто должен был, тот услышал.

Сокрушительный удар: «Т» + 1392 дня, 13 часов, 02 минуты

Полицейское монотонно звучащее сообщение было роботизированно кратким:

— Мы нашли вашу дочь. Пройдите пожалуйста в сектор G-красный, место встречи — зона два, и заберите ее.

Морис Строуджер встал, посмотрел на жену и улыбнулся.

— Говорил же, найдут. — Улыбка медленно угасла.

Жена не подняла глаз. Она коленями сжала переплетенные костлявые пальцы и склонила голову. Плечи Индики Строуджер дрожали, словно она схватилась за заряженный источник питания.

— Иди, — произнесла она тихим голосом, хотя ей хотелось кричать. — Я в порядке.

— Если ты уверена…

Полицейское бормотание отдалилось. Морис с сомнением оглянулся на согнутую фигуру жены и отправился по муравьиной тропке через забитые вещами, пропахшие потом перегороженные проходы, которые уже выродились в высокотехнологичные трущобы, патрулируемые «пчелами» с электрошоком. Какой-то аспект депортации — возможно, мрачная реальность переселения, — нарушил паутину мелких конфликтов, что удерживала всех вместе в последние мрачные годы, и по твердой почве депрессии повел в болото отчаяния, истерии и неопределенности в будущем. Опасные времена.

Среда, как и сказали, ожидала в указанном месте. Она выглядела одинокой и напуганной, и Морис, приготовившийся сделать ей выговор, внезапно понял, что не способен этого сделать.

— Вики…

— Папа! — Она уткнулась подбородком ему в плечо, острозубая, похожая на молодого дикого хищника. Ее трясло.