Однако кое-что в новом начальнике меня насторожило.

Во-первых, Шагал не знал ни единого немецкого слова. Правда, владел двумя другими германскими языками – английским и шведским, что должно было в значительной степени облегчить ему изучение немецкого. Но возраст есть возраст. А как же Маркс? Он изучил русский после пятидесяти.

Во-вторых, новый шеф имел, мягко выражаясь, весьма туманное представление об оперативной деятельности разведчика, хотя и прослужил в разведке уже много лет. Знаете, с чего начинается любая разработка в любой спецслужбе? С проверки объекта нашей заинтересованности по оперативным учетам (иными словами, по оперативно-справочным картотекам). Заполнять бланк проверки по учетам учат любого младшего опера в первый день его работы в спецслужбе. Так вот: Шагал, увидев в моих руках чистый бланк проверки по учетам, имел неосторожность спросить: «Что это такое?» «Ну и ну, – подумал я и тут же себя успокоил: – Не умеешь – научим, а главное, чтобы человек был хороший». Тут я должен кое-что пояснить изумленному читателю, которому наверняка известно, что на каждого солдата-окопника приходится несколько десятков человек, вкалывающих в тылу. Точно так же и в спецслужбах: на каждого опера, работающего «в поле», приходится несколько десятков человек, которые служат в так называемых обеспечивающих подразделениях. Эти люди делают очень нужное дело, но имеют отдаленное представление о разведке как таковой. А еще у разведки есть обширная и многолюдная «подкрыша». В ней имеются местечки столь уютные и теплые, что, вгнездившись на одно из них, можно в течение тридцати лет не сжечь ни одной нервной клетки, а, выйдя на пенсию и нацепив на пиджак значок ветерана разведки, со скромным достоинством рассказывать внукам, что именно ты и послужил прототипом Штирлица. Правда, «под крышами» с продвижением по службе туговато. Как выяснилось позже, Шагал до приезда в Галле служил в личной охране Сталина, в обеспечивающих подразделениях и «под крышами» культурных атташатов. В периоды работы там он объездил полсвета, сопровождая писателей, ученых, артистов, гроссмейстеров, космонавтов и прочих знаменитостей, что позволило ему обзавестись нечеловеческими связями за пределами разведки, которые он затем виртуозно использовал в личных целях.

В-третьих, в годы войны мой новый шеф находился не в действующей армии, а в Алма-Ате и войну видел только в кино. А ведь тот же Тавловский, его ровесник, воевал и был ранен. Я, мальчишка военной поры, тоже хлебнул лиха в различных прифронтовых полосах. Но Шагал в Алма-Ате не хреном груши околачивал, а получил там квалификацию инженера-конструктора, строителя самолетов. Кому-то надо же было строить самолеты! Так-то оно так, но… В середине 70-х годов один из однокашников Шагала, тоже ставший разведчиком, без малейшего смущения поведал мне следующее:

– В сорок первом, когда немец стоял под Москвой, нас эвакуировали в Алма-Ату. Проводили мы своих девок на фронт, погрузились в поезд и с песнями двинули на восток.

– О каких девушках идет речь? – не понял я.

– Ну о студентках, сокурсницах наших. Они еще до войны научились в аэроклубах самолетовождению, а в сорок первом сформировали боевую эскадрилью и улетели воевать.

– Так у вас же бронь была!

– С добровольцев-то бронь снимали. Девки почти все погибли. Жалко их.

Тут один из молодых оперов, слышавших наш разговор, сорвался и спросил в упор у матерого «разведчика»:

– А вас никогда не мучает совесть?

Того передернуло. Однако он быстро взял себя в руки, собрался и ответил:

– Нет, не мучает. Я рад, что хожу по земле, дышу воздухом и наслаждаюсь жизнью.

Мне подумалось тогда, что те девчонки тоже могли бы стать инженерами-конструкторами, а воевать должны все-таки мужчины.

Для чего я все это рассказываю? А для того, чтобы читатель знал: в советской разведке, помимо массы людей хороших и даже замечательных, было немало недостойных. Иначе откуда же тогда брались предатели? Каким образом люди недостойные попадали в разведку, я расскажу позже.

Последний год моей первой загранкомандировки прошел на редкость спокойно и плодотворно. Я занимался тем, чем считал нужным заниматься, и достиг на оперативном поприще кое-каких успехов. Еще учил немецкому языку шефа. У того выявились прекрасные лингвистические способности: спустя год он уже через пень-колоду говорил по-немецки. Собственно, весь первый год пребывания в ГДР он посвятил изучению языка. В дела не влезал, заботу о молодежи препоручил мне и еще одному сотруднику, имевшему опыт оперативной работы, к немцам ездил редко, а когда ездил, то брал с собой в качестве переводчика кого-либо из подчиненных. Год 1969 Галльская группа завершила с неплохими результатами. Тут я и уехал. А дальше случилось то, что и должно было случиться. Когда в резидентуре в течение короткого времени заменяется почти весь оперсостав, она начинает давать обои. За два последующих года Галльская разведгруппа скатилась с первого места на последнее. Нового начальника стали пощипывать и поколачивать. Встал даже вопрос о целесообразности продления ему командировки на четвертый год. Тогда он поднял свои московские связи и настоял на моем возвращении в Галле. Меня оформили быстро. В один из июньских дней 1972 года я снова вступил на немецкую землю. Войдя в кабинет Фадейкина, вытянулся в струнку и отрапортовал: «Товарищ генерал-лейтенант, капитан Ростовцев прибыл в ваше распоряжение!» Иван Анисимович, широко улыбнувшись, похлопал меня по спине и сказал:

– Ну, ты будто и не уезжал. Давай приступай к работе и трудись, как трудился прежде.

Я понял, что «бунт на корабле» мне прощен.

А Ивану Анисимовичу оставалось жить не так уж долго. Он был болен, но мы этого не знали. В 1974 году завершилась его загранкомандировка. Кажется, он служил некоторое время под крышей какого-то ведомства, потом был направлен в Тегеран. Иран – страна с тяжелым климатом. Там назревала в то время антишахская и антиамериканская революция, которая наконец-таки разразилась. Оперативная обстановка в Тегеране была очень сложной. Можно сказать, что работа в Персии Ивана Анисимовича окончательно доконала. Его привезли оттуда совершенно больным, и в 1981 году он умер в возрасте 64 лет.

Пик российской истории пришелся на период с 1945 по 1961 год (Победа – полет Гагарина). Именно на этом этапе Российская империя, именовавшаяся тогда Советским Союзом, пребывала в зените славы и могущества. Подобных высот Россия не достигнет более никогда. Потом были застой и упадок. Период расцвета Представительства полностью совпал с периодом наивысшего подъема страны. К сожалению, мне не довелось поработать под руководством умнейшего и знаменитого генерала Короткова. До меня доходили только легенды о нем и реализованных им делах, которые войдут во все учебники наших спецшкол. Фадейкин хотел и мог бы сделать то, что делал Коротков, однако у него так уже не получалось. Время настало другое. Но это теперь, стоя на вершине тысячелетия и дожив до преклонных лет, я в состоянии трезво осмыслить то, что было. А тогда я рвался в бой, на передовую линию разведки. Заряда, полученного в юности, моему поколению хватило надолго, едва ли не на всю жизнь.