Незнакомец откинул журнал в сторону, энергично поднялся и сунул руки в карманы брюк.

– Этот милый мальчик, – сказал он громко, отчетливо выговаривая каждое слово, – сделал все, кроме главного – не дал мне ключей, чего я, собственно, и дожидаюсь уже битых два часа. Вы, кажется, директор этой, так сказать, гостиницы, я не ошибся?

В его интонации сквозило легкое пренебрежение, но меня это не задело – сейчас я был настроен самокритично и чувствовал легкий упрек совести за то, что грубо говорил с официантом.

– Вы заплатили за номер? – спросил я, открывая дверь кабинета и заходя внутрь.

– Не успел. Как-то, понимаете, не успел. Этот милый юноша выписал мне чек, а деньги, насколько я понял, самолично принимает директор.

Я прошел в кабинет, который последние полгода больше напоминал мастерскую по ремонту видаков и компьютеров, чем рабочее место директора. В межсезонье кафе и гостиница пустовали, и, чтобы не умереть от скуки, я брался за ремонт электроники, убивая время до появления на берегу первых клиентов. Я сел за стол и взял чек. На руке незнакомца блеснули дорогие часы в золотой оправе. Говорят, теперь модно демонстрировать свою состоятельность дорогими часами, зажигалкой или мундштуком.

– Садитесь, – сказал я, кивая на кресло.

– Благодарю, насиделся, ожидая явление вашего, так сказать, появления. – Подбоченясь, он принялся расхаживать по кабинету и остановился у витража. – Научились делать, да? Теперь в каждом вшивом городишке можно найти весьма привлекательные штамповки, которые в средние века расценивались бы как шедевры искусства… И что, народу много в этом году?

– Пока нет, – односложно отвечал я, не испытывая никакого желания вести беседу.

Чек был выписан на десять суток в двухкомнатный номер с кондиционером, телевизором и холодильником.

– Отдельного телефона нет, – сказал я, – но я дам вам парную радиотрубку.

– Телефон мне не нужен. Мне надоели телефоны! Я буду наслаждаться убогой жизнью провинциального городишки… Так сколько я вам должен?

– Сорок долларов в сутки плюс пансион.

– Сорок баксов?! – неприятно удивился мужчина. – Цены у вас, однако, очень смелые. Храбрые цены! Прямо-таки многообещающие, пятизвездочные цены. Что ж, посмотрим, посмотрим. Вот только завтрак мне не нужен.

– Хорошо, я выпишу вам обед и ужин.

– Отлично! Превосходно! – проговорил незнакомец таким тоном, словно хотел сказать: «Отвратительно! Омерзительно!» – Это все отлично, только меня интересует одна немаловажная деталь. Скажите, а по вашей, значит, гостинице посторонние болтаются? Я что-то не видел здесь горничной или дежурной по этажу.

– Нет, посторонние сюда не заходят.

– Значит, вы можете гарантировать мне сохранность моих личных вещей?

– Я могу вам гарантировать, что никто без вашего разрешения к вам в номер не войдет.

– Вот это хорошо, – удовлетворенно кивнул мужчина. – Это очень важно. Настоящий отдых – это прежде всего гарантия того, что никто не будет навязывать свое общество и покушаться на уединение.

– В этом отношении можете быть совершенно спокойны.

– А какие у вас отношения, если не секрет, с милицией, налоговой инспекцией и, выражаясь современным опоганенным языком, так сказать, с «наездами»?

– И это пусть вас не беспокоит, – заверил я.

– Как? Неужели есть надежная «крыша»?

– Весьма надежная, – кивнул я.

– Ну что ж, – произнес он, – поверим. Будем надеяться, что вы деловой человек и отвечаете за свои слова. Впрочем, про «крышу», милицию и прочее я спросил просто так. Попытался оценить, так сказать, уровень современного крымского сервиса. Не подумайте, ради бога, что я скрываюсь от милиции.

– Меня совершенно не интересует, от кого вы скрываетесь. Вы платите деньги, а я предоставляю вам надежное жилье. На этом наши отношения исчерпываются.

– Прекрасно! Превосходно! Пока я доволен. – Он с прищуром глянул на меня и выразительно помахал пальцем. – Пока!

– Обед в два, ужин в семь. Вам будут накрывать во дворе кафе.

– Где? – Незнакомец повернулся на каблуках. – В этом вшивом тюремном дворике? Я прошу вас избавить меня от столь почетной миссии и по возможности приносить еду в номер.

– Хорошо, – согласился я. В моей гостинице можно было все. По желанию клиента я мог доставлять пищу даже в сортир.

– Вам как платить? Баксами или фантиками, именуемыми национальной валютой?

– Как хотите, мне все равно.

Мужчина вынул из кармана бумажник, отсчитал четыреста шестьдесят долларов, а взамен положил туда квитанцию с печатью «Оплачено».

– К вам как обращаться? – спросил я.

– Прекрасный вопрос! – оценил незнакомец. – Так сказать, новое веяние, перечеркнувшее жандармские правила совковых гостиниц! Чем мне и приглянулись ваши, значит, апартаменты, так это тем, что здесь вовсе не обязательно показывать свой паспорт, светить, так сказать, своими автобиографическими данными… Называйте меня… м-м-м… Валерием Петровичем.

– Хорошо, Валерий Петрович. А меня зовут Кирилл. Вот ваши ключи. На обед вы уже опоздали, а ужин подадут вовремя. Приятного вам отдыха.

Мы раскланялись. Валерий Петрович вышел. Я позвонил в бар Рите и сказал, чтобы ужин новому клиенту Сашка доставил в номер. Потом вышел в гостиничный коридор, прошел по ковровой дорожке, проверяя, насколько чисто она подметена.

За моей спиной раздался тихий скрип. Я обернулся и успел заметить в узкой щели между дверью и косяком настороженное лицо нового постояльца. Затем дверь с силой захлопнулась, и в замке дважды провернулся ключ.

Странный дядя, подумал я, возвращаясь к лестнице.

* * *

«Странный дядя» требовал сатисфакции, но чем сильнее распалялся его гнев, тем круче он витийствовал, тем выше была степень его самолюбования, однако говорил он негромко, даже тихо.

– Я же вас спрашивал о посторонних, – плохо проговаривая слова, произнес он. – Вы же давали мне гарантии. Где они, эти ваши хваленые гарантии? Ну, ответьте мне, где они? Где эти вшивые словишки про высокий уровень обслуживания и полную, так сказать, безопасность?

– Что случилось? – спросила его Марина. Голос ее был сухим, глуховатым. Она подошла к Валерию Петровичу почти вплотную.

– Ничего, моя дорогая, ничего такого, что могло бы встревожить твою ублаженную молитвами душу, – ответил Валерий Петрович, избегая смотреть в глаза Марине. – Тем не менее все чрезвычайно грустно. Чудес не бывает! Как воровали в совковых гостиницах, так воруют и в частных! – Он снова переключил внимание на меня. – Грустно, господин директор! Мне ничего не остается, как заявить о случившемся в милицию. Это, безусловно, скажется на репутации вашего заведеньица, но другого выхода я не вижу.