– Одичалые они уж больно, пропустим подобру-поздорову! – сообщил свое решение Дитрих, посчитавший, что несвоевременно посвящать молодого и горячего напарника в суть своих рассуждений.

– Ты что ж, бабья испужался?! – не смог скрыть негодования и презрения Марк, не веривший своим ушам, поскольку ожидал совершенно иного ответа. – Ты ж только представь, что по их сундукам припрятано! Да только герб один на карете…

– И зачем тебе злато надобно будет, коли они порчу на тебя наведут? – задал встречный вопрос Гангрубер. – Иль ты не против, до конца своих дней в штаны опорожняться по нужде малой да великой?! Иль рискнешь тягу к женщинам на всю жизнь потерять?! Это еще не самое страшное, что ведьмы с таким дурнем, как ты, сотворить могут. А если они потешиться над тобой вздумают?! Вот влюбят в козла или свинью! Ты только представь, как страстно бока жирнющей, грязнущей свиноматки губами ласкаешь, прям посреди рыночной площади, прям посреди лужи!

К счастью, у паренька было богатое воображение, и именно поэтому Дитриху не составило труда его переубедить.

– Пес с ними, пущай едут! – быстро выпалил Марк, мгновенно преисполнившись страхом вперемешку с отвращением. – Но только учти, я до ночи отсиживаться не собираюсь. Коли вскоре не уедут…

Договорить паренек не успел. Ведьмы, как будто услышали его ультиматум, по-быстренькому завершили дела и стали собираться в путь. Как только рыжеволосая пышногрудая бесстыдница затрясла в воздухе готовым письмом, давая чернилам просохнуть, ее подружки уже скрылись в карете, а тщедушный кучер в огромной шляпе вновь оказался на козлах. Затем рыжеволосая ведьма, а может, колдун (Дитрих был до конца не уверен в своем заключении) подошла к дереву и ловко приколола листок бумаги к стволу откуда-то появившимся у нее в руке ножом. Подгоняемая выкриками своих нетерпеливых подруг, красавица быстренько добежала до кареты и скрылась внутри. В следующий миг кучер уже щелкнул хлыстом, и лошади шустро рванулись с места. Всего через несколько секунд экипаж скрылся в лесу, а разбойники наконец-то смогли покинуть укрытие.

Дитрих поднялся и тут же ощутил боль в коленях, ступнях, икрах, пояснице – одним словом, во всей нижней части тела. Это были последствия долгого сидения в засаде. Еще не успел Гангрубер и шага ступить в сторону деревца, к которому была приколота трепыхавшаяся на ветру записка, как его прыткий напарник уже оказался там и читал оставленное странной компанией послание. Как ни странно, но обычно любящий побалагурить и поязвить Марк на этот раз воздержался от остроумных комментариев. Когда же он дочитал до конца, то его веснушчатое, вечно жизнерадостное и почти всегда улыбающееся лицо было белее листа бумаги.

– Ну, что там? – заподозрил неладное Дитрих.

– На, сам глянь! – ответил юноша, протягивая товарищу слегка помятый листок, отнюдь не слегка дрожащей рукой. – Оно… оно адресовано тебе!

Слова Марка поразили и немного напугали Гангрубера, но совсем не застали его врасплох. Коль в графство пожаловали столь самобытные личности непонятно какого пола, то следовало быть готовым ко всему. Желая немного успокоить и подбодрить чуток напуганного и сильно обескураженного напарника, Дитрих широко улыбнулся, беря листок из его рук.

– А вот и оно, долгожданное признание ограбленных масс! Гордись, мы теперь знаменитостями стали. Надо бы тебе кафтанчик новенький справить, не дело герою, о котором слава по всему королевству идет, в рванье ходить! Да и с девицами впредь поразборчивей быть придется, только с отпрысками почтенных семейств шашни крутить! Мы теперь люди солидные, со статусом и положением, а их блюстить надоть, в грязь не ронять и на сеновал кого попало не таскать! – удачно отшутился разбойник, подняв настроение растерянно моргавшему глазищами другу, а затем развернул суливший, по всей видимости, лишь неприятности листок.

«Наипочтеннейший господин Гангрубер!

Мы наслышаны о Ваших деяниях от Вашего СТАРОГО приятеля, с которым Вы последний раз виделись примерно три года назад, невдалеке от геркано-филанийской границы. Просим прощения, но по причинам, понятным, надеемся, и Вам, избегаем имен. К сожалению, не знаем точного места Вашего нахождения, поэтому уже написали несколько подобных писем и развесили их по дорогам графства Дюар, в котором Вы, согласно нашим сведениям, в настоящее время изволите промышлять. У нас отнюдь не праздный интерес к Вашей, бесспорно, выдающейся персоне, а весьма конкретное и, уверены, прибыльное дело. Надеемся, Вы найдете время выслушать наше предложение. Ждем Вас ближайшие три ночи в самом уютном и, на ваш взгляд, изысканном местечке Мелингдорма, где собираются люди, подобные Вам.

В предвкушении скорой встречи,

доброжелатели».

– Что скажешь? – с тревогой во взоре и голосе спросил Марк, убедившись, что Дитрих дочитал письмо до конца.

– А что тут сказать? Все и так ясно… – пожал плечами Гангрубер, скомкав листок и засунув его за пазуху, чтобы впоследствии использовать для разведения костра. – Дельце какое-то ведьмочки замыслили, вот и ищут мужичка-дурачка, чтоб всю грязную работу за них сделал. Видать, и с разбойным людом впервой связываются, вот даже кабак открыто назвать побоялись, хоть и ежу понятно, что это «Рев вепря», самый надежный из всех воровских притонов.

– Я не о том, – уточнил Марк. – Встречаться-то с ведьмами думаешь? И что это за знакомый такой, на которого они ссылаются?

– Вот уж понятия не имею! Три года назад меня жизнь со многими людишками сталкивала, причем как раз вблизи геркано-филанийской границы… по обе стороны тогда промышлял! – изобразил недоумение Гангрубер, на самом деле очень недовольный тем, что приходится врать полностью доверявшему ему пареньку. Он точно знал, на кого именно ссылалась компания, и уже начинал догадываться, из кого именно она состоит. – Что же касаемо встречи, так нам все равно в Мелингдорм идти, кое-чем закупиться надо… Там уж как выйдет. Настроение будет, в кабак зайду, бред ведьминский, так уж и быть, послушаю… Но сперва мы с тобой на стоянку двинем, всхрапнем для услады сонных очей да в желудки пару кусков мяса закинем, а то мой разнылся, зараза! Ну, что застыл?! Пошли, топай-топай молодецкими ножками!

Не дав юноше опомниться и замучить себя вопросами, Дитрих развернулся и пошел в лес, не оставляя дружку иного выбора, как пойти следом. К своему глубочайшему сожалению, Дитрих Гангрубер был вынужден признать, что за три года скитаний по герканским лесам окончательно одичал и разучился убедительно врать. Не таким уж и простачком был Марк, чтобы ему поверить, но все равно следом пошел и дальнейшими расспросами не докучал.

«Коли утро не задалось, то и денек выдастся не из лучших!» – в который раз Дитрих убедился, что эта народная мудрость не врет, и что беда никогда не ходит одна. Она прогуливается только под ручку со своими подружками, с такими же вредными, как и она, любительницами поизмываться над смертельно уставшим и готовым душу продать за подушку человеком.

До тайной стоянки посреди леса в тот день разбойникам добраться не удалось, так что мечты о плотном обеде с приятным сном так и остались мечтами, манящими и, увы, несбыточными. Когда Дитрих с Марком уже прошли добрую треть пути, замыкавший молчаливую процессию паренек вдруг зашмыгал носом, да так громко и протяжно, что Гангрубер даже испугался. Ему показалось, что напарник всерьез простыл и что завтра, а быть может, и в ближайшие дни, ему придется без него идти на дело да и в город в одиночку податься. Однако отнюдь не насморк стал причиной громких носовых звуков, в этом Дитрих убедился, как только еще раз дунул ветерок, донесший и до его ноздрей неприятный запах гари. Невдалеке, шагах в двухстах – двухстах пятидесяти к северо-востоку от того места, где они находились, что-то горело, притом не обычная древесина; к привычному запаху угольев примешивался еще какой-то, совсем незнакомый аромат.