— Ты это прекрати! — строго сказал Макрон. — Нечего тут лужи разводить, это непорядок. Потом обсушишься!

Катон поднял глаза и, похоже, собрался что-то сказать, но, заметив неодобрительные взгляды охранников, опустил руки.

— Прошу прощения, — пробормотал он.

— Послушай, малый, — промолвил Макрон добродушно. — Никто не упрекнет солдата в том, что у него какой-нибудь непорядок с амуницией, ежели это случилось не по его собственному небрежению и он ничего поделать не может. Но чего ему не простят, так это пустой суеты. Легионеру дергаться не пристало. Это армия, приятель. Верно, ребята?

Он повернулся к караульным, и те энергично кивнули.

— Так что заруби себе на носу: никакого мандража. Терпение и спокойствие. Привыкай стоять смирно и ждать. Вот увидишь, большую часть времени солдат только этим и занят.

Караульные понимающе хмыкнули.

Послышались шаги, к портику возвращался ходивший с докладом стражник.

— Прошу пройти со мной, командир. Вместе с мальчишкой.

— Легат примет нас?

— Не могу знать, командир. Мне приказано сопроводить вас к старшему трибуну.

Внутренний двор штабного здания был обнесен галереей. Дождевая вода, стекавшая с черепичной кровли, неслась, бурля, по дренажным канавам. Вскоре стражник ввел своих спутников в просторный зал с альковом, скрытым от взоров пурпурным занавесом, — там находился алтарь легиона. По обе стороны от него с обнаженными мечами в руках стояли двое легионеров.

Стражник повернул налево, остановился перед закрытой дверью и дважды постучал.

— Войдите, — донесся изнутри недовольный скрипучий голос.

Страж распахнул дверь, и Макрон шагнул через порог, поманив паренька за собой. Помещение напоминало пенал, оно было узким и длинным, а в глубине его стоял заваленный свитками стол, за которым сидел полный, но весьма представительный человек. Макрон знал его: это был Авл Вителлий, римский богач и прожигатель жизни, решивший, что служба в прославленном легионе позволит ему обрести политический вес. Он шевельнулся.

— Где эта депеша?

Голос трибуна был низким, нетерпеливым.

Макрон, подтянувшись, пошел к столу, Катон предпочел остаться возле жаровни. От нее ощутимо тянуло теплом, и лицо паренька озарилось легкой довольной улыбкой.

Вителлий повертел в пальцах письмо, ощупал печать.

— Ты знаешь, что там?

— Юноша говорит, что…

— Не тебя спрашивают, центурион. Ну?

— Я полагаю, там приватное письмо императора Клавдия, сэр, — ответил Катон.

Слово «приватное» не ускользнуло от внимания трибуна, и он устремил на паренька ледяной взгляд.

— И что же в нем настолько приватного, что его доставка возложена на тебя?

— Не могу знать, командир.

— Вот-вот, и я думаю, что не можешь, а потому будет лучше, если оно останется у меня. А уж я позабочусь о том, чтобы легат получил его, как только выпадет случай, Оба свободны.

Макрон без размышлений повернулся к двери, но юноша медлил.

— Прошу вернуть письмо мне, командир.

Вителлий вытаращился, Макрон торопливо схватил глупца за руку.

— Пошли-пошли, малый. Трибун — занятой человек.

— Командир, мне велено вручить письмо лично.

— Вот как? — Вителлий нахмурился, и Макрон выпрямился, готовясь принять на себя первую вспышку грозы. Но ничего страшного не случилось.

— Лично так лично, — почти ласково промолвил трибун. И, поднимаясь со своего места, прибавил: — Тебе же хуже, болван.

Он провел их по короткому коридору в приемную, где корпел над бумагами молодой, нагловатого вида красавчик. Заслышав шаги, секретарь вскинул глаза и с ленцой поднялся на ноги.

— Могу я видеть легата? — спросил лаконично Вителлий.

— Это срочно?

— Императорская депеша.

Трибун тряхнул свитком и указал на печать. Секретарь, кивнув, стукнул в обитую медными пластинами дверь и, не дожидаясь отклика, вошел в кабинет. После непродолжительной паузы дверь снова открылась, и секретарь поманил Вителлия внутрь, жестом велев остальным оставаться на месте.

Вскоре из кабинета донесся сердитый голос, слов было не разобрать, но они походили на брань, потом в приемную вышел трибун. Бледный от гнева, он одарил Макрона яростным взглядом.

— Ступайте, вас ждут, — заявил секретарь, кивая центуриону и новобранцу.

Макрон промолчал, хотя в нем все кипело от злобы. Бестия, сукин сын, похоже, чует опасность хребтом. Теперь именно ему, Макрону, не имевшему к этой истории ни малейшего отношения, придется принять на себя гнев легата, взбешенного посягательством на его драгоценное время. Уж если он так орет на Вителлия, именитого римского гражданина, то от простого центуриона не оставит и мокрого места. А виноват во всем этот хренов щенок. Макрон покосился на новобранца, невольно отметив, что тот вроде не трусит, и шагнул через порог, хотя с куда большей охотой шагнул бы навстречу целой ораве диких, свирепо завывающих галлов.

Кабинет легата подавлял своими размерами, а доминантой в нем был монументальный с мраморной черной столешницей стол, за которым восседал сам Тит Флавий Сабин Веспасиан. Оторвав сердитый взгляд от лежащего перед ним письма, он ворчливо вопросил:

— Итак, центурион, что ты здесь делаешь?

— Виноват, командир?

— Что ты делаешь здесь, хотя должен быть на дежурстве?

— Я получил приказ, командир. Мне было велено сопроводить этого новобранца в штаб.

— Велено? Кем?

— Люцием Батиаком Бестией. Он подменил меня и будет исполнять обязанности начальника караула до моего возвращения.

— Так-так. — Веспасиан хмуро наморщил широкой лоб, потом перевел взгляд на юношу. — Ты Квинт Лициний Катон?

— Так точно, командир.

— Из дворца?

— Так точно, командир.

— Мягко говоря, это не совсем обычно, — произнес, словно бы вслух размышляя, легат. — Желающих перебраться из дворца в казармы находится не так уж много. Правда, моя жена пошла на это, но даже ей трудновато приспособиться к суровости армейского быта, хотя я пытаюсь скрасить ей жизнь, как могу. Не думаю, впрочем, что и тебя тут примутся с той же рьяностью опекать, однако деваться некуда. Теперь ты — солдат.

— Так точно, командир.

— Это, — Веспасиан накрыл свиток ладонью, — всего лишь сопроводительное письмо с приблизительным описанием твоих качеств. Обычно с такими мелочами разбирается мой секретарь, поскольку у меня, как правило, есть дела поважнее, ибо я как-никак командую легионом. Можешь ты хотя бы представить себе, насколько я сейчас раздосадован тем, что должен тратить свое время впустую?