— А это он и есть. Вы к кому, — я достала бумажку и прочла фамилию.

— Подождите у турникета. К вам спустится ваш персональных менеджер.

— Мой личный? — удивилась я.

— А как же? А раньше у вас кто был?

— Никого, — пролепетала я и растерялась. Что это, меня тут принимают как родную, как старую знакомую. А почему я ничего не знаю о них. Это что-то паронормальное. Охранник ушел внутрь и вышел через несколько минут с девочкой лет двадцати.

— Кто Петрова? — спросила она.

— Я, — крикнула я, радуясь, что хотя бы в лицо здесь меня не узнают.

— Пойдемте.

— Куда?

— К операционистам, — сухо бросила мне худая девочка в джинсах и черной водолазке и навострила лыжи внутрь. Я уперлась.

— Зачем? — она обернулась и непонимающе произнесла:

— Но вы же письмо получили?

— Ну и что?

— Не понимаю… Вы задолженность хотите погасить?

— Нет, — но ведь я же действительно не хотела. Она, похоже, растерялась.

— Почему?

— А я не понимаю, почему я вам должна гасить какую-то задолженность?

— Так вы же по кредиту.

— Да по какому кредиту? — начала горячиться я. — Вы меня с кем-то путаете.

— Хорошо. Пойдемте в переговорную и разберемся. Я вызову администратора. — Не могу сказать, чтобы я была в восторге. Идти внутрь мне совсем не хотелось. Но что делать. И вообще, я замерзла, а тут красота, чистота, все блестит и переливается. Хоть побуду часок в приятном месте. Меня проводили в просторную холеную комнату для избранных. Во всяком случае, она была так хороша, что можно было так подумать. Усадили за овальный стол из красного дерева. Ну, может быть, и не красное дерево, но очень похоже. И предложили кофе. Естественно, когда в зал вошел администратор, сухопарый маленький клеркообразный мужик лет пятидесяти, я разомлела. Бросив на соседнее кресло пальто, я развалилась в своем и, глядя в окно, потягивала из малюсенькой чашечки отличный эспрессо. Давно мне не было так хорошо.

— Простите, вы Ольга Николаевна Петрова? — спросил он, не высовывая носа из пачки бумаг.

— Да. Но имя у меня довольно распространенное, наверное, письмо отправили неправильно.

— Боюсь, что это невозможно, но на всякий случай дайте ваш паспорт. — Я достала мой новенький паспорт гражданина теперь уже России (как раз недавно поменяла) и величественно протянула ему.

— Да, все верно. И что же вы хотите мне сообщить? — Скользил он взглядом поверх меня. Тут уже я растерялась.

— Что верно?

— Верно, что именно вы, Ольга Николаевна, взяли у нашего банка кредит на сто тысяч долларов.

— Когда? — прошептала я.

— В 1994 году. Секундочку…В ноябре. Что вас еще интересует? — он был так вежлив, что хотелось его треснуть по его лоснящейся благополучной лысине.

— Сколько? — выдавила я из себя.

— Сто тысяч. Но вы выплатили уже половину. Так что осталось пятьдесят. Слушайте, мне не нравится, что вы на меня смотрите так, словно впервые все это слышите. Смотрите. Это ваша подпись? — он извлек из недр красивой массивной папки — скоросшивателя какую-то бумагу. Подпись была моя. Кошмар. Я начала вспоминать. Я была уверена, что Сережа все давно выплатил.

— Но это же бумаги, которые я подписывала черти когда!

— Не черти когда, а в 1994 году. Кредит на бизнес.

— Ну да. На пиццерию. Но Сережа ничего не говорил, он же давно все выплатил. Это вообще его дела. Причем тут я?

— Как же вы можете так говорить? Кредит брали вы, а не ваш муж. Да, вы его брали с целью открытия пиццерии. Но пиццерии больше нет, мы это выяснили, когда не пришел очередной платеж.

— И что же теперь? Что же, теперь он не платит? Ну и напишите ему!

— О Господи! Я же вам объясняю, кредит брали вы, а не он. Да он и не мог его взять, он же не имеет собственности в Москве. А все кредиты выдаются под залог чего-либо.

— Но у меня-то тем более ничего нет.

— А квартира? Вы же единственный собственник большой квартиры на улице Покровка дом 35.

— Что? Я вам что, должна отдать квартиру? — заорала я.

— Зачем? Выплачивайте кредит и все. Залог взыскивается только в судебном порядке, когда станет ясно, что никак иначе вы не собираетесь возмещать задолженность.

— То есть либо я выплачиваю пятьдесят штук, либо вы отберете у меня квартиру?

— Грубо, но верно. Вы меня простите, но зачем же вы подписали кредитный договор, если не понимали, что делаете?

— Он же был моим мужем. И ведь он исправно выплачивал все эти пять лет.

— А что же изменилось? — сочувственно и в первый раз как-то по-человечески спросил он.

— Он от меня ушел. И, видимо, решил, что дальше я разберусь сама. — Горько выдавила я из себя и разрыдалась. Господи, я не могу лишиться моего любимого дома. Я не хочу жить с девочками на вокзалах и подрабатывать проституцией. Да и не гожусь я в жрицы любви. Толстая и старая, тридцать лет.

— Успокойтесь, ради Бога. Выпейте водички.

— У меня нет денег. Он все, что можно было продать, забрал. Я не смогу платить. — Скулила я. Неуклюже и нелепо размазывала сопли по щекам и хлюпала носом. Ни одной конструктивной мысли, сплошной бабий мандраж.

— Прекратите истерику. Она вам все равно не поможет. — Раздался у меня за спиной чей-то незнакомый голос. Я обернулась. Передо мной стоял Мужчина с большой буквы. Я таких отродясь не видала, если честно. Высокий, сильный, про таких говорят — косая сажень в плечах. Правильные черты лица, черные с проседью волосы, хотя лет ему не больше сорока. Эта проседь придавала ему возвышенно-благородный вид. Синие глаза, чувственные губы, высокий лоб. Горделивая уверенная походка человека, который всю жизнь был как минимум на голову выше окружающих его людей. Прекрасный костюм, явно специально сшитый для него и под его нестандартные размеры. Все это я вспоминала и муссировала на обратной дороге, думая, что таких мужиков наверное выводят в специальных лабораториях по борьбе с женским феминизмом. Против его слова и его взгляда не устоит ни одна. И вот этот самый великолепный полубогообразный экземпляр презрительно стряхнул с рукава соринку, причем сделал это так, что мне показалось, что он стряхнул с рукава меня, и сказал:

— Женщина, не надо так горько плакать. Мы не бандиты, а коммерческий банк. На улицу вас выставлять никто не хочет, но и вытаскивать себя из проблем, в которые вы сами себя втащили, вы будете сами. Я понятно излагаю?

— Да, — проглотила я всю свою истерику и заткнулась. Плечи, конечно, еще дрожали и страшно хотелось втянуть носом воздух, но только не в присутствии ЕГО.

— Очень хорошо. Я так понял, что муж вас бросил, не объяснив, что вы должны нам денег. Так?