– Это несправедливо, Картер!

Пальцы Джины сжались в кулаки. Медленно, но верно самоуверенность и твердость, которые Марии приобрела за год, улетучивались. В сущности, брат даже ее не слушал, и за одно только это Джина могла задушить его голыми руками. Ну почему мужчины вечно напоминают ее отца, критичного, деспотичного и всегда-всегда правого?

Наверху хлопнула дверь спальни Марии, чьи-то шаги застучали вниз по ступеням, и Джина вжалась спиной в нишу на лестничной клетке. Она мельком увидела бросившуюся на кухню высокую фигуру.

Прячась в нише и слушая тяжелые вздохи парня, Джина гадала, разумно ли вмешиваться: с ее склонностью к провокациям она наверняка лишь усугубила бы ситуацию, не говоря уже о том, что это ее не касалось. Но когда Джина подошла к проему кухонной двери и увидела, как он достает одну из бутылок диетической колы Риз из холодильника, гнев так и забурлил в ее душе.

Картер закрыл холодильник, стоя спиной к Джине, скрутил крышку с бутылки и, щелчком отправив ту в мусорное ведро, сделал большой глоток колы. Его огромная рука сжала край раковины, но твердая линия лопаток немного ослабла.

Почему Джина должна была уважать его право на личное пространство, если он не уважал подобного права Марии?

Вызывающе прислонившись к дверному косяку, Джина произнесла вкрадчивым мурлыкающим тоном, обычно превращавшим мужчин в глину в ее руках:

– Знаете, пора вам вытащить эту огромную самодовольную палку из своей задницы. А то, не ровен час, испортит такую красивую линию ваших дизайнерских штанов!

Он обернулся, и у Джины от изумления перехватило дыхание.

Восхваляя Святого Картера весь год, Марии забыла упомянуть одно важное, прямо-таки ключевое обстоятельство: Картер Прайс был настоящим красавчиком.

Ростом выше шести футов, с плечами шириной в милю и загорелой кожей пирата, он был крупным и темноволосым, в отличие от своей маленькой блондинистой сестры. Но их родство подтверждалось потрясающими лазурно-синими глазами, которые теперь сосредоточились на Джине. На лице Марии эти глаза выглядели мило и трогательно, на лице ее брата казались холодными и яркими.

Сделав еще один глоток краденой колы, Картер окинул Джину немигающим взглядом, и по ее телу побежали мурашки.

Она облокотилась о дверной косяк, подавив в себе желание выпрямить спину так, чтобы продемонстрировать свои шикарные груди самым выгодным образом.

«Сосредоточься, Джина, – приказала она себе. – Ты здесь не для того, чтобы флиртовать с парнем. А для того, чтобы поведать ему кое-что о женской эмансипации».

– Ну и манеры, вам палец в рот не клади, мисс, – произнес он низко, растягивая слова, которые лились медленно и обольстительно, будто патока, но в то же время таили в себе намек на непреклонность и осуждение. – Мой папа дал бы мне хорошего пинка под зад, если бы я использовал подобный язык в присутствии леди.

– Что ж, тогда нам с вами очень повезло, что вы не находитесь в присутствии леди, – съязвила Джина. Картер Прайс был не просто красавчиком, а еще и женоненавистником, фанатиком контроля. Но Джина ни за что не позволила бы ему командовать собой. Она тоже смерила его взглядом и продолжила: – Потому что я не горю желанием видеть, как то, что представляется мне исключительно симпатичным задом, получит хорошего пинка – если, разумеется, этот пинок дам не я.

«Ну-ка, посмотрим, нравится ли тебе быть сексуальным объектом, пижон!» – мстительно подумала Джина.

Две темные брови изогнулись, и она испытала колоссальное удовольствие от осознания того, что шокировала его. Джина Каррингтон не была какой-то там жеманной южной мисс, готовой подчиняться диктату мужчины. И чем скорее Картер Прайс уяснил бы это, тем лучше. Но радужные оболочки его глаз потемнели, а краешки губ дернулись. И у Джины появилось странное ощущение, что она, возможно, немного недооценила его.

– И почему у меня такое чувство, будто ваш папа недостаточно часто давал пинка под… – он помедлил, демонстративно глядя чуть пониже ее талии, – под то, что представляется мне исключительно симпатичным задом?

Хотелось бы Джине возмутиться, но, к несчастью, она не чувствовала себя оскорбленной. Скорее сбитой с толку приливом желания, заставившим напрячься соски под бюстгальтером. Ее попка запульсировала от воображаемой порки.

– Вы очень проницательны, мистер Прайс. Мой отец никогда меня не бил, – сообщила Джина со всем своим достоинством. Впрочем, в ее тоне уже слышались мурлыкающе-завлекающие нотки. – Потому что знал: он лишится руки, если хотя бы попробует.

– По мне, так рука – слишком ничтожная цена, если речь идет о том, чтобы прививать хорошие манеры своему ребенку.

На сей раз возмущение хлынуло без проблем, а сексуальная горячка сошла на нет.

– Если вы действительно считаете, что бить ребенка или женщину менее отвратительно, чем проявлять дурной тон, тогда рука – далеко не единственное, что вы заслуживаете потерять.

Картер напрягся, его чувственные губы застыли, и Джина поняла, что шокировала его до глубины души.

– Вы неправильно меня поняли, мисс…

– Каррингтон. Джина Каррингтон.

– Мисс Каррингтон. За всю свою жизнь я ни разу не ударил ребенка или женщину и никогда не сделал бы этого. Я уважаю женщин.

– Этому ваш папа тоже учил вас своими пинками? – Теперь ее слова так и сочились презрением.

Но вместо самодовольного «да», которое Джина ожидала услышать, что-то мелькнуло в его лице, словно она пересекла какую-то запретную черту.

Он вцепился пальцами в раковину и пригвоздил Джину к месту взглядом, от которого ей стало не по себе.

– Похоже, у вас ко мне какие-то претензии, мисс Каррингтон. И поскольку я впервые имею удовольствие оказаться в вашей компании, мне хотелось бы знать, почему!

Он не ответил на вопрос, но Джина не стала настаивать.

– Я услышала, как наверху вы вынуждали Марии делать то, что хотите вы. Не то, что хочет она. Ей восемнадцать лет, и она в состоянии отправиться с нами в путешествие на машине. Как я понимаю, вы все равно уедете в медовый месяц, так почему она должна сидеть в Саванне и бить баклуши, вместо того чтобы развеяться с нами?

Мрачная линия его губ стала тонкой, мускулы его челюсти сжались.

– Значит, ваши «образцовые» манеры включают в себя подслушивание?

– По всей видимости, так. – В самом деле, какое ей дело до того, что какой-то ханжа с юга думает о ее манерах? – И раз уж пошел такой разговор, в жизни есть вещи и поважнее образцовых манер. Позволить своей сестре следовать велению сердца – одна из них.

– Ехать в путешествие на машине со всеми вами – дерьмовая затея, не имеющая ничего общего с велением ее сердца!

«Вот тебе и хваленые южные манеры», – подумала Джина, наслаждаясь его взрывом эмоций.

– Откуда вам это знать? – холодно спросила она.