Для Вадима наступил самый ответственный момент. Сергуня набирал шифр быстро, не задумываясь. Значит, каким-то хорошо известным числом. Обычно набирают год рождения или начальные или конечные цифры домашнего телефона. Телефона Сергуни Вадим не знал, в годе рождения мог вполне ошибиться на цифру-две.

В зале было довольно суматошно, народ забирал вещи, докладывал в ячейки купленное, на Вадима никто не обращал внимания. Год рождения. Тридцать. А если нет? Если двадцать девять или тридцать один? И вдруг в голове у него словно бы щелкнуло: он понял, какой номер Сергуня набрал.

Можно было рискнуть.

Поворот, второй, третий…

Камера открылась. Уже не обращая ни на кого внимания, с видом зачуханного Москвой приезжего, Вадим распотрошил содержимое верхней части баула и нащупал внизу твердую, довольно большую коробку. Она была из серого картона, даже скотчем не оклеена, лишь перевязана шпагатом. Это и был груз. Вадим вернул чемодан на место.

И теперь, после разговора с Маратом и Сергуней, он вбежал под высокие своды Ленинградского вокзала с одной ТОЛЬКО мыслью: успел он или не успел? Набрал шифр, открыл дверцу ячейки и облегченно передохнул: чемодан был на месте. Все же успел. Он вытащил из баула коробку, открыл крышку. В коробке стояли сто ампул темного стекла, каждая в своей клетке, в этой же коробке, сбоку, лежали двадцать металлических капсул в какой-то смазке. Вадим вынул одну из ампул, завернул в носовой платок и спрятал в карман. Закрывая крышку, вдруг ахнул: еще одна клетка была пуста.

Недовложили? Не могло этого быть! Вадим и раньше, при случае, интересовался содержимым посылок, все ампулы и капсулы всегда были на месте, один к одному. Значит, кто-то взял? Вчера вечером или уже сегодня. Кто-то из людей Марата. Для чего? Ясно: на пробу. Значит, и они не знают, что это за груз? Не наркота: порошок в ампуле был тяжелый. Не кокаин и не героин. А если не наркота — что? Что-то очень важное, если Сергуня так легко пошел на убийство Лехи — единственного человека, связывавшего Вадима с заказчиком. И если бы не предусмотрительность Вадима, приметившего и проследившего Сергунину «бээмвуху», валяться бы и ему сейчас в зловонном карьере за гаражами.

«Нет, что-то не сходится», — подумал Вадим. Груз у них, убрать его, Вадима, — пара пустяков для кадров Марата. Значит, он для чего-то нужен Марату?

Для чего?

Ответ мог быть только в одном: что в этих ампулах?

Профессор Осмоловский, заведующий лабораторией НИИ кристаллографии и физики твердых сплавов Российской Академии наук, был человеком жестким, педантичным, и даже самое большое начальство не рисковало беспокоить его без крайней на то нужды в те часы, с двух до шести, которые оставались у него от занятий с аспирантами и которые он тратил на работу в лаборатории, по оснащенности считавшейся лучшей в Москве, а возможно, и во всем мире. Когда он работал, для него переставало существовать все, разве что только пожар мог бы вывести его из состояния углубленной сосредоточенности. Поэтому сначала он даже не услышал робкий, а затем все более настойчивый стук в обитую черным дерматином дверь. И лишь когда дверь открылась и на пороге появилась дежурная лаборантка, он с раздражением оторвался от спектрографа.

— В чем дело?

— Вас хочет видеть человек, — совсем оробела от его резкости лаборантка. — Из таможни.

— Из таможни? — удивился Осмоловский. — Передайте: после восемнадцати ноль-ноль я к его услугам.

Но человек из таможни уже вошел в лабораторию. Он был в прекрасном сером костюме, распираемом от излишнего веса в плечах и на животе. Хотя в лаборатории работали кондиционеры, пот с него лил, как на московской улице в августовскую жару.

— Извините великодушно за вторжение, но дело государственной важности и не терпит ни малейшего отлагательства. Меня зовут Александр Федорович Минкус, я работаю на Московской таможне начальником отдела стратегического сырья. Вот моя визитная карточка.

Глянцевая, на отличной бумаге, визитная карточка была на двух языках — русском и английском. Осмоловский повертел ее в руках и бросил на стол.

— Садитесь, — недружелюбно пригласил он и кивнул лаборантке: — Свободны!.. Чем могу быть полезен?

Алик (а это был он) положил перед профессором небольшую ампулу темного стекла с каким-то светло-серым порошком. Объяснил:

— Сложилась крайней щекотливая ситуация. Нами задержан груз с неточно оформленными документами. Примерно сто таких ампул. Фирма уверяет, что это вещество, необходимое для каких-то важных научных исследований. Причем задержка груза грозит им серьезными убытками. Более того, они категорически протестуют против вскрытия ампул, даже одной. Уверяют, что при соприкосновении с воздухом вещество теряет свои свойства.

— Что же это за вещество? — спросил Осмоловский.

— В том-то и дело, что в сопроводительных документах не указано название. Только количество ампул и общий вес.

— И чем я могу вам помочь?

— Мне сказали, что вы единственный человек в Москве, который сможет провести анализ, не разрушая оболочки, что у вас лучшие в мире спектрографы и прочее, в чем я совершенно ничего не понимаю.

— Кто вам это сказал?

— Академик Козловский.

На желчном лице Осмоловского промелькнуло что-то вроде злорадного удовлетворения.

— Оценил, наконец, старый дурак! А то — компьютеры у нас плохие! Плохие! А припекло — ко мне!

— Компьютеры у вас действительно не ахти, — заметил Алик. — Вот чек. На десять тысяч долларов. На предъявителя. Это — гонорар от фирмы, если вы сумеете сделать эту работу. На эти деньги можно хорошо обновить аппаратуру.

— В жизни я не получал таких предложений, — пробурчал Осмоловский, как бы рассеянно вертя ампулу в длинных гибких пальцах.

— Но в принципе-то это можно сделать?

— Можно сделать все. Весь вопрос, кто делает. — Проблема его уже явно заинтересовала. — Если создать методику спектрального анализа в закрытых пространствах… это может быть интересно. Ну что, давайте попробуем. За абсолютную чистоту не ручаюсь, но основное, полагаю, выясним… Пойдите погуляйте часа три. Потом приходите. Но не раньше.

— Жду с нетерпением, — заверил Алик и вышел.

Обычно Алик ездил на такси — в просторных «Волгах», но сегодня из-за суматошного дня и многих поездок поехал на своей «Ниве». Солнце сдвинулось от угла института, и в «Ниве» не то что сидеть, сунуться туда было невозможно. Три часа. А между тем другие дела не ждали. Он помаялся на скамейке в тени, потом на другой стороне улицы заметил открытое кафе. На стойке стоял телефон. Алик попросил «Боржоми» со льдом и спросил, не сможет ли он на минутку воспользоваться телефоном. Но сам звонить не стал. Передал Сергуне на его пейджер телефон кафе и через несколько минут услышал его голос.