Так что сложить мнение о нем уже взрослом шансов у меня было маловато. Да и в юности Мирон не вызывал однозначного мнения. Он не налегал на учебу, как Иван. Занимался спортом, но тоже без особенного фанатизма. Рано женился, однако детей не заводил. Одевался вроде неброско, но всегда имел дорогие часы и телефон.

Мама все время советовала брату с ним не общаться. Успокоилась немного, только когда Мирон разбогател. Папа тоже смотрел на Красильникова с подозрением, да и я всегда его сторонилась. Может, наслушавшись родителей…

—Мирон Алексеевич много помогает приютским ребятишкам,— Марина решается завести новый диалог.

Я, кстати, слышала про этот факт еще давно, до брака с Ваней. Мама, помню, только с сомнением поджимала губы.

—Им повезло,— что мне еще сказать…

—Да!— домработница подходит к столу.— Тот интернат, где он сам учился, его подшефный.

Старшие классы Красильников провел в интернате. Это был единственный факт, который моя мама приводила в пример брату. Правда, в негативном ключе. Говорила, что Макс не ценит их стараний и не учится. Советовала глянуть на Мирона и понять, как нам. живущим в приличной семье, повезло.

Сейчас я с сочувствием отношусь к детству Красильникова. А когда сама была подростком, его интернатное прошлое меня пугало. Я слышала про жесткие условия там, драки. И думала после — Мирон в каком-то смысле отмороженный. Ну, может, не до такой степени… В общем, считала, что лучше его не задевать.

—Мирон — молодец,— говорю Марине и прихожу к окончательному выводу, что отца своего ребенка я толком не знаю.

Хоть мы и знакомы много лет.

—Да! Да!— кивает Марина и переводит тему.— Тут в поселке очень хорошо с малышом гулять. Территория полностью закрыта, везде камеры. На въезде охрана с пультом. У одних тут мальчишка лет семи вышел за ворота, да между домами заблудился. Стоит, ревет. Мужики его махом увидели и домой проводили.

Марина смеется, а моя радио-няня начинает покряхтывать. Несколько секунд, и она заходится криком.

—Я, наверное, вывезу Матюшку на улицу,— говорю домработнице.

—Помощь нужна?— быстро спрашивает она.

—Да, надо бы найти нашу коляску.

Помощница сама вывозит «авто» моего сынишки, мне остается одеть и вынести самого малыша. Все же удобно, когда тебе кто-то помогает. Моя мама так боялась помешать зятю, что толком и не бывала у нас. Про самого Ивана нечего говорить, он работал.

Снова думаю о маме, как ей сказать? С другой стороны, я не виновата, что ее любимый зять так поступил. Или все же в разрыве есть часть моей заслуги?

На эти вопросы трудно найти ответ, так что я просто качу коляску по дорожке. Матюша на воздухе успокаивается — хоть что-то хорошее. А поселок и правда красивый, дома стоят ровно, дорожки широкие. На общей территории раскиданы сосны.

Нагуливаю сына, и сама разминаю ноги вдоволь. После оба с ним перекусываем и спим. Нам понадобятся силы, завтра тяжелый день. Хотя на фоне сегодняшнего…

Так или иначе просыпаюсь я, когда в окне уже светят фонари. Малыш не завозился, могу спуститься вниз и выпить воды. После пирога с мясом, который таки испекла Марина, меня мучает жажда. Хм, интересно, кто дома?..

Иду по лестнице, почему-то тихо. Как будто крадусь. На кухне никаких звуков, домработница, наверно, уже дома. Она сказала, что живет в соседнем поселке, не элитном.

Интересно, вернулся ли Мирон?

Мужчина сказал, что верхний этаж полностью предоставит нам. А вот где будет его спальня внизу, я без понятия. Кроме гостиной и кухни я видела на первом этаже еще несколько дверей. Что за ними — не знаю.

Пока обхожу знакомые мне комнаты. В большой никого, и даже свет приглушен. Горит пара лампочек над входом. Кухня ярко освещена, но там никого нет. Я выуживаю бутылочку с водой из дверцы холодильника. Делаю глоток. Остальное возьму с собой, как раз вода немного согреется.

Выхожу в просторный коридор, как раз вглубь будут незнакомые помещения. Хм, и куда идти дальше? Не ломиться же во все двери. Но тут мне на помощь приходит мой собственный слух. Издалека раздается гул и негромкая музыка.

Я без тапочек и как будто крадусь. Самая дальняя дверь приоткрыта, в проеме видится свет. Быстро подхожу, чего уж теперь, и вижу, это не просто комната. Здесь путь на цокольный этаж. Небольшая площадка у двери и лестница вниз. В отличие от интерьера всего дома, ступеньки и стены темные.

Шагаю вниз, не знаю, что за любопытство мною двигает Лестница быстро заканчивается, и я вижу тоже в черных тонах брутальный спортивный зал! Не ожидала. Он небольшой, насколько разбираюсь, тренажеры здесь самые базовые — велосипед, дорожка, пресс-машина. А еще много гантелей и блинов разного веса.

Но самое главное — здесь я вижу Мирона. Бизнесмен лежит под штангой с внушительным количеством утяжеления. Спина на скамейке, крепкие ноги в спортивных штанах упираются в пол. Хоть на нем не лосины, мышцы все равно просматриваются.

Он опускает металлический гриф с черными блинами себе на грудь, поднимает и издает низкий горловой стон. Я сразу цепенею от этого звука, хоть и понимаю — он чисто спортивный. В воздухе пахнет жаром мужского тела. Приглушенно играет тяжелая инструменталка.

Мне бы развернуться и уйти, но я стою и завороженно пялюсь. На Мироне облегающая футболка, мышцы груди раздуваются от жима. Я не пускаю на него слюни, как на мужчину… Нет! Просто меня как будто загипнотизировала его мощь.

—Проходи. Лада. Что ты стоишь?

Красильников обращается ко мне сразу после громкого металлического звука — он опустил штангу на подставку.

—Мм… Извини, я…

Что я? Его персона заняла все внимание, когда я зашла. А теперь гляжу по сторонам и вижу — некоторые стены здесь со стильными спортивными рисунками, а другие — зеркальные. Вот в них и увидел меня Мирон.

—Ты мне никак не помешала,— продолжает за меня хозяин дома.— разминаюсь здесь, если некогда ездить в спортклуб. Прости, если разбудил.

Качаю головой.

—Не извиняйся, ты в своем доме. И проснулась я из-за жажды.

Я уже спустилась с лестницы, а Мирон встал со скамьи. Мы друг напротив друга. В ноздри лезет запах его пота, но мне не хочется зажать нос. Наверное, мой организм до конца не проснулся… Потому что я терпеть не могу амбре от мужчин, всегда гоняла Ивана в душ перед близкими моментами.

—Как прошел день?

Мирон потирает забинтованные руки. Он не ранен, так нужно для спорта с тяжестями. Хотя чуть выше кистей я замечаю как раз последствия старых повреждений. Его кожа у локтей в шрамах. Они не уродливые, плоские и не слишком заметные. Как будто он сильно ободрался. Может, последствия интернатской юности?..

Так, он что-то спросил.

—Это был самый идиотский день в моей жизни, если говорить в целом,— вздыхаю.— А если ты про то, что было здесь в твое отсутствие, то все в порядке. Марина помогала мне. Мы ели и гуляли с сыном.