– Все, – сказала Нелли, – нас заметили. Сейчас шпионы сбегутся на визг и обнаружат нас.

Почти одновременно с визгом мобильный телефон Нелли опять зазвонил.

– Кулибина! – сказала Околелова, поднесла сотовый к уху, но в этот момент налетел сильный порыв ветра, Нелли покачнулась, телефон выскользнул из ее пальцев и полетел вниз. Мгновение спустя раздался треск – мобильник разлетелся на тысячу осколков.

– Тэ-э-экс, – протянул Максим, – нам нужно срочно что-то предпринять, а не то мы последуем за этим телефоном. У меня, если честно, уже судорогой сводит ноги, идти нам еще далеко, а если вдруг и там окно окажется закрытым, то я не знаю, что мы будем делать.

В туалете снова раздался визг, теперь это был другой голос.

– Ну вот, – сказала Алина, – они визжат и убегают, и никто не догадается открыть окно.

– И очень хорошо, – добавила Нелли, – потому что окно тут открывается наружу.

– Мамочка, забери меня отсюда, – пробормотал Энгельс. – Или давайте лучше позвоним в службу спасения, и нас снимут.

– У меня есть идея получше, – сказала Алина, – видите тополь впереди? Он растет совсем рядом со зданием. Если мы туда дойдем, то сможем на него перелезть и спуститься вниз. Вперед!

В туалете снова кто-то завизжал.

– Быстрее, быстрее, а то мой муж, наверное, уже приехал в «Весенний ежик», – пробормотала Нелли, и троица поползла вперед, к тополю.

Комната Евы выглядела точно так же, как и апартаменты секретарши. Такие же кровать, тумба, телевизор, холодильник, стол и пара стульев.

– Типичный совок, – вздохнула Ершова.

– А мне нравится, – улыбнулся Рязанцев, – напоминает советское прошлое.

– Ностальгия?

– Да.

Повисла неловкая пауза.

– Ну, я пойду, – сказал Владимир Евгеньевич, стараясь, чтобы его голос звучал естественно, – увидимся за завтраком.

Ева с трудом перевела дух. Ее любимый мужчина не собирался сегодня с ней ночевать. Откуда-то из глубины тела поднялась боль. Теперь девушка знала, где у нее душа, – в солнечном сплетении, чуть выше пупка. Именно там что-то сжималось, пульсировало и нестерпимо болело.

– Ты не останешься? – спросила она, хотя ответ был и так ясен.

– Если честно, я устал, – сказал полковник, – а завтра у нас будет тяжелый день.

Он поцеловал Еву, причем девушка никак не могла избавиться от ощущения, что он делает это механически, для галочки, и вышел в коридор.

Тогда Ева села на кровать, подтянула ноги к груди, опустила голову с короткими темными волосами и заплакала. Ее счастье, казавшееся совершенно незыблемым еще месяц назад, трещало по швам. Вернее, никакого счастья уже не было, а были сплошные неприятности – каждую секунду Еву терзали ревность, обида и боль, которые сменялись отчаянной надеждой, от которой становилось еще хуже. Она не сомневалась, что Рязанцев продолжает ее любить. Она не сомневалась, что он будет защищать ее, если понадобится. Не предаст, не продаст, не забудет, не оставит. Но Ева больше не чувствовала его любви, и от этого все остальное не имело никакого значения.

В тот момент, когда Ершова решила перестать плакать и пойти умыться в ванную, ей послышались в коридоре легкие шаги. Девушка насторожилась. А потом подошла к двери, приложила ухо к замочной скважине и прислушалась.

– Теперь надо прыгать, да? – жалобно спросил Максим, глядя на тополь, ствол которого находился примерно в полутора метрах от стены.

– Да, – храбро ответила Алина, изо всех сил прижимаясь спиной к холодным кирпичам. – Прыгай и хватайся за ветки.

– Стоит только решиться, и через три минуты ты будешь на земле, – поддакнула Нелли.

– А вдруг я не допрыгну? – спросил Энгельс. – Разбежаться-то нельзя, прыгать придется с места. Может, все-таки дойдем до мужского туалета, вдруг там окно открыто?

В этот момент внизу послышался какой-то подозрительный шум.

– Ой, что это? – спросил фальцет, принадлежавший, видимо, подростку.

– Какой-то бочонок, – неуверенно ответил второй.

Раздался звон, и что-то большое и круглое покатилось по асфальту.

– Не трогайте! – испуганно закричала Алина. – Это наше!

Внизу наступила тишина.

– Ой, кто это говорит? – послышался неуверенный голосок. – Похоже, кто-то на дереве сидит.

– Да нет, это из окна, – не согласился второй подросток, – ну давай, бери бочонок, и потащили.

– Не смейте трогать агрегат, он радиоактивный! – закричал Максим.

– Ха-ха, – раздалось жизнерадостное подростковое хихиканье, – а что такое «радиоактивный»? Мы учили это в школе на химии, но я пропустил, как всегда. Ты случайно не знаешь, Мишаня?

– Не-а, – протянул Мишаня, – зато я знаю, что такое «активный» и что такое «радио». Ни то ни другое – не страшно.

И они снова начали пинать ногами устройство Кулибиной.

– Смотри, – сказал один из подростков через секунду, – тут провода какие-то висят. Оторвать, что ли?

Услышав это, Алина сделала гигантский прыжок, заставивший вспомнить о Багире из мультика про Маугли, и вцепилась в ветви тополя. Тут же девушка превратилась из пантеры в обезьяну и быстро полезла вниз.

– Молодые люди, отдайте, это наше! – послышался внизу ее суровый крик.

– Нет, наше! Мы его первые нашли! – не согласились подростки.

Послышался стук каблуков, потом сопение.

– Ладно, тетенька, берите, – сказал один из мальчишек, потирая рубиновое ухо, – раз вы такая стерва и вас интересует всякий металлолом!

Пропустив мимо ушей замечания о стерве, Алина триумфально подкатила агрегат под тополь.

– Слезайте, надо скорее ехать, – сказала девушка товарищам, стоявшим на карнизе, как две скульптуры на портике античного храма, – а то с аппаратом Кулибиной случится еще какая-нибудь неприятность. К тому же нам надо купить еще песок, водку и древесный уголь для шашлыка.

Вздохнув и три раза перекрестившись, Макс прыгнул, вытянув вперед руки. К сожалению, прыжок получился недостаточно далеким и тут же перешел в затяжной полет.

– А-а-а-а! – кричал Энгельс, пролетая в толще веток, которые ломались под весом его тела. – Мама! Спасите!

Бум, бум, бум!

Максим скользил по веткам, как падающий с дуба Винни-Пух, и наконец с коротким вскриком приземлился на кучу оставшихся с осени полусгнивших листьев.

– Ты как? – участливо спросила его подбежавшая Алина. – Очень ушибся?

Она протянула ему руку и помогла подняться.

– Умираю, – простонал Энгельс после длинной паузы, встал и отряхнулся.

На карнизе осталась одна Нелли.