Москва должна сохранять нерусские народы Советского Союза и Восточной Европы в качестве особого владения матушки-России. Чтобы познакомиться со сделанным на основании собственного опыта анализом имперских и иерархических отношений, следует прочитать отчет бывшего польского посла в Вашингтоне Ромуальда Спасовского, ушедшего в отставку после введения военного положения в декабре 1981 г.

Великоросское имперское сознание представляет собой сложное сплетение религиозного мессианства, которое в течение долгого времени ассоциировало Москву с Третьим Римом, националистических инстинктов выживания и сохранения власти и возникшего гораздо позже идеологического порыва универсалистского типа. Чувство постоянной опасности, рожденное территориальной экспансией, также является частью этого сознания, а его параноидное отношение к внешнему миру было обострено коммунистической одержимостью видеть повсюду внутренних и внешних врагов. В противоположность американским взглядам, согласно которым многообразие считается нормальным явлением, идеологический компонент советского мировоззрения основан на том, что человечество в целом управляется некими «железными законами истории», которые удалось правильно расшифровать лишь советским руководителям. Таким образом, доктринерская уверенность в собственной правоте заставляет советских руководителей считать все те страны, которые не разделяют их мировоззрения, и особенно Америку, в своей основе враждебными себе. Короче говоря, с точки зрения Америки, различия – явление нормальное; по мнению же России – это симптомы конфликта.

В современную эпоху это сложное сплетение побудительных мотивов помогает создавать и поддерживать внешнеполитическое кредо, в соответствии с которым стремление к мировому господству, десятилетиями измеряемое соперничеством с Соединенными Штатами, превратилось в главную движущую силу. Продолжение присущей России территориальной экспансии и советская коммунистическая идеология, являющаяся исторической преемницей концепции Третьего Рима, должны были неизбежно привести к столкновению с державой, которая тем временем проникла за океан, чтобы сдержать Москву на западной и восточной оконечностях евразийского материка. И эта трансокеанская держава во многих отношениях также была имперской по своему характеру.

Вначале американская экспансия очень сильно походила на российскую. Это прежде всего относилось к завоеванию Соединенными Штатами в XIX веке территорий, ранее принадлежавших Мексике. С другой стороны, американская экспансия, особенно в период доктрины «предопределения судьбы» на рубеже этого века, отражала океанский характер американской мощи. Благодаря морскому могуществу США распространили политическое господство на Кубу и страны Карибского бассейна, на Центральную Америку и за пределы Гавайских островов почти до азиатского побережья в результате приобретения военным путем Филиппинских островов. Такой откровенный империализм идеологически оправдывался демократическим универсализмом; в то же время выгодно использовалась свойственная Америке привлекательность как свободной и сравнительно богатой страны.

Американская имперская система получила свое полное развитие лишь после второй мировой войны. Ее возникновение носило во многом случайный характер. Выйдя из второй мировой войны без потерь, Соединенные Штаты были ведущей державой мира, валовой национальный продукт которой составлял более половины продукции, производимой мировой экономикой. Это положение фактически и превратило Соединенные Штаты в империю. По причинам как международного, так и внутреннего характера США больше не могли безразлично относиться к событиям, происходящим, в сущности, в любых регионах мира. Политические и военные связи, которые, можно сказать, узаконили имперский статус США, образовались в результате возникновения «холодной войны». От первоначального намерения уйти из Западной Европы пришлось отказаться в результате растущей угрозы со стороны Советского Союза. Сузившийся периметр американской безопасности на Дальнем Востоке пришлось пересмотреть после вспышки войны в Корее. От выработанной позднее стратегии защиты американских интересов на юге Азии с помощью стран этого региона США отказались в результате внутреннего крушения Ирана и советского вторжения в Афганистан.

Как и Советский Союз, Соединенные Штаты столкнулись с геополитическими императивами. Тот, кто контролирует Евразию, занимает господствующее положение на земном шаре. Если Советский Союз захватит периферийные регионы этого континента – Западную Европу, Дальний Восток и с Южную Азию, – то он не только установит контроль над огромными человеческими, экономическими и военными ресурсами, но и достигнет геостратегических подступов к Западному полушарию – Атлантического и Тихого океанов. Геостратегические границы обозначены так совсем не по воле случая. Кремлевские руководители вынуждены расценивать американское присутствие в Евразии как главное препятствие на пути к достижению своих геополитических устремлений. Точно так же Соединенные Штаты должны рассматривать свои трансокеанские позиции как передний край обороны, что избавляет их от необходимости организовывать оборону Северной Америки.

Хотя Соединенные Штаты взяли на себя имперскую роль с некоторой неохотой и не считая себя имперской державой, их внешнеполитические дебаты сосредоточены сегодня вокруг того, как лучше защитить имперские владения и управлять ими. И с обеих сторон политического спектра берутся на вооружение именно имперские аргументы. Это наиболее отчетливо проявилось в дебатах о политике США в странах «третьего мира», особенно по отношению к таким государствам, как Иран при правлении шаха или Филиппины при Фердинанде Маркосе. Сценарий такого рода повторяется часто: американская экономическая и военная помощь направляется в стратегически важные прозападные страны «третьего мира».

В какой-то из них существует авторитарное правительство, которое подвергается нападению со стороны враждебных Соединенным Штатам внутренних сил. По утверждению правых, национальные интересы требуют, чтобы Соединенные Штаты удержали у власти дружественный режим. Левые доказывают, что Соединенные Штаты должны использовать рычаги существующих программ помощи, чтобы вынудить правительство провести реформы или даже уйти в отставку. В первом случае мощь и влияние США должны использоваться для укрепления американских позиций, а во втором – для того, чтобы вызвать внутренние изменения в суверенном государстве. Однако обе стороны сходятся в том, что Соединенные Штаты имеют право использовать свою силу для воздействия на внутренние дела другой страны.

В отличие от советской американская империя не имеет общих границ, является относительно разобщенной и удерживается путем косвенных связей. Хотя имперская система, где господствуют США, оформлена договорными обязательствами – которые фактически определяют статус Западной Европы, Японии и Южной Кореи как американских протекторатов, – она в гораздо большей степени представляет собой переплетение общих интересов, а также неофициальных этнических и деловых связей. Присущая Америке склонность к демократическому принятию решений на основе общего согласия ослабляет ее политическое, экономическое и военное господство. Наиболее важными союзниками, находящимися под защитой США, являются Западная Европа, Канада, Япония и Южная Корея. Но у Америки существует и зависимая клиентура на Ближнем Востоке (Израиль и Египет), в Юго-Западной Азии (Пакистан) и в Юго-Восточной Азии (Таиланд и Филиппины). Имперская система в целом охватывает более 780 млн. человек по сравнению с населением советской империи, составляющим 545 млн. человек, но в ней отсутствуют идеологическое единство, политическая централизация и территориальная целостность, характерная для советского соперника. Поэтому границы американской империи не так легко точно обозначить.

Первоначально обе имперские системы были содружествами двух стран. Англо-американское содружество, олицетворяемое Рузвельтом и Черчиллем, отдавало предпочтительный статус внутри Западного союза Великобритании: эти особые отношения позволяли английским руководителям оказывать беспрецедентное влияние на Вашингтон, что весьма наглядно проявилось