litbaza книги онлайнРазная литератураИз воспоминаний старого эриванца. 1832-1839 гг. - Аполлинарий Фомич Рукевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 46
Перейти на страницу:
думать об удовольствиях. Ведь мы с тобой, конечно, встретимся, и ты тогда будешь моим маленьким другом… Bien?..

А я молодой, еще далеко неиспорченный, ничего в сущности не желал, как только маленького кокетства, самое большое поцелуя. Подобный же откровенный цинизм меня сильно охладил.

Недели через полторы мы перешли завал по разработанной поверху дороге и затем уже двигались беспрепятственно. Кажется, в Цалканах некоторые пассажиры отделились от оказии и поехали вперед. Тут же я расстался со своими французами. Много лет спустя, когда я достиг некоторого положения, в жене одного из подчиненных мне офицеров я с некоторой грустью узнал мою бывшую спутницу m-lle Эрнестин. Но увы, вместо некогда грациозной девушки, порхавшей по скалам и весело щебетавшей, я увидел разжиревшую, судя по красному носу, сильно выпивавшую тетеху, на которую штаб-квартирная жизнь, очевидно, наложила свою тяжелую печать… Она меня не узнала, а я не имел духу напомнить ей ее обещание относительно дружбы…

Вид Тифлиса. Картина М.Ю.Лермонтова

Насколько мне помнится, числа 29-го августа, в пыльный, душный вечер подошли мы к Тифлису, некрасиво, неприветно раскинувшемуся по склонам гор, местами лишь покрытых порыжевшими от солнца деревьями. Мы остановились за городом на Вере, в каких-то глинобитных казармах. В ожидании смотра нас не отпускали в город, и мы от нечего делать толклись по окрестностям, заходя в сады, где радушные грузины нас закармливали до отвалу персиками, виноградом, инжиром. Многие из нас, набросившиеся на невиданные фрукты, жестоко поплатились за свою жадность дизентерией.

Через несколько дней нас всех повели в штаб округа, построили во дворе, и здесь какой-то суровый на вид генерал вышел к нам, поздоровался и начал обходить ряды, пытливо осматривая каждого, при этом мы должны были говорить наши фамилии. Ходивший за генералом адъютант записывал что-то в книжечку. Потом нас распределили по полкам, и мы разбрелись в разные стороны.

По какой-то особой милости меня назначили в Эриванский карабинерный полк, теперь именующийся 13-м лейб-Эриванским гренадерским полком.

Он стоял, как и теперь, на Манглисе, в шестидесяти верстах от Тифлиса.

Солдат Эриванского полка

Оглянувшись на то далекое прошлое, я могу только сказать, что мне выпало на долю особое счастье начать службу и провести большую ее часть в этом исключительно хорошем полку. Пришел я юношей, чуть что не ребенком, очутился в совершенно новой среде, осужденный тянуть неопределенное число лет солдатскую лямку, в то время очень тяжелую… Одинокий, без всяких средств, я тем не менее не чувствовал тоскливого одиночества и отчуждения, потому что как в солдатской, так и в офицерской среде не встретил гнета, не видел пренебрежения, а, напротив, повсюду встречал сердечное участие… Чужие люди приютили меня, согрели меня, облегчили разлуку с родными, даже заменили их, и я приобрел вторую родину… С Эриванским полком у меня связаны лучшие моменты жизни, память о лучших друзьях, о первых служебных успехах, достигнутых не протекцией, а добытых потом походов и кровью боев…

Привет же тебе, мой дорогой Эриванский полк, от старого твоего питомца, хранящего в сердце своем благодарную память о прожитых с тобою годах и дорожащего теми славными традициями, которые связывали нас всех, от солдата до командира включительно, в одну крепкую, дружную семью! Храните же и вы, молодые эриванцы, эти заветы, обязывавшие нас, стариков, служить не из корысти, не за страх, а за совесть…

II

Быт солдат 30-х годов. – Штаб-квартиры. – Приход на Манглис. – Первая охота. – Возвращение полка из гимринского похода. – Начало строевых занятий. – Дядька Турчанинов. – Отношение мое к солдатам. – Отделенный Клинишенко. – Федьдфебель Соколов. – Никита Сулуянов. – Поход на Кубань. – Полковник Катенин. – Артельная повозка. – Возвращение в штаб. – Угольная командировка. – Канцелярия.

Хотелось бы мне описать быт кавказского солдата тридцатых годов, быт неизмеримо отличающийся от теперешнего, но приступаю к этому описанию не без страха, боясь, что оно выйдет бледно и неполно. Прежде всего, это была эпоха суровых требований николаевских времен, эпоха целого ряда войн, то с персами, то с турками, то с горцами, с которыми, впрочем, борьба никогда не прекращалась. И эта постоянная готовность к боевым действиям отражалась на всем укладе жизни кавказских войск, вырабатывая из них выносливость в походах, закаленность в боях и выдающуюся отвагу, стяжавшую громкую славу кавказским войскам. Главная причина этого успеха, мне кажется, лежала в том общении солдата и офицера, которое вырабатывалось в течение беспрерывного ряда годов совместной походной и боевой жизни, когда переносились всеми одинаково и голод, и холод, и все прочие лишения. Офицер и солдат представляли два лагеря, но не враждебных, а дружественных, связанных невидимыми узами доверия, любви и покровительства друг другу… Пройдя школу солдата, я положительно не помню глухой ненависти солдат к офицерам, не помню также пренебрежительного отношения этих последних к своим подчиненным. Иным, правда, жилось тяжелее, другим легче, но, в общем, все это была одна семья хотя и не с равноправными членами, но одинаково посвятившими свою жизнь военному делу.

Штаб-офицер Эриванского полка 1830–1834 г.г.

Каждого приезжего, особенно из столиц, где царили муштра и шагистика, поражали на Кавказе отсутствие выправки в офицерах и в солдатах. Достаточно вспомнить известный отзыв графа Паскевича о первом крайне невыгодном впечатлении, произведенном на этого героя столичных парадов кавказскими войсками. Но через несколько месяцев отряд этих «никуда не годных» войск, в количестве не более 5–6 тысяч, разбил наголову под Шамхорами сорокатысячный персидский отряд Аббаса-Мирзы. Эти же самые войска заслужили самому Паскевичу титул «Эриванского» и потом одержали на его глазах целый ряд других побед. Этот фронтовик павловской школы должен был под конец признать, что отсутствие внешней военной выправки нисколько не мешает выдающимся боевым достоинствам Кавказской армии.

И это составляло особенность её. Солдаты были мешковаты, ходили с перевальцем в заломленных на затылок или надвинутых на глаза папахах, зачастую не в форме, в рубахах, в полушубках, в чустах (род домашних тапочек – прим. ред.) вместо сапог; строевой шаг их не имел той чеканки, которая тогда требовалась, ружейные приемы не были так чисты; солдаты не так быстро и подобострастно ломали шапки перед начальством, как это делалось в центрах, но зато офицеры были всегда впереди и солдаты за ними шли, хоть в огонь, хоть в воду. На Кавказе офицер стоял несравненно ближе к солдату, чем в России.

Припоминаю я, например, такую сценку. После крайне утомительного дневного перехода войска стали на бивуаке; ночь

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 46
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?