В срочном порядке пришлось развести в инкубаторе породу философов и, выпустив их размножаться на Землю, приглядывать за тем бредом, что они наговорят и напишут в своих бесплодных попытках объяснить появление во Вселенной жизни и, извините за выражение, разума. А чего до сих пор стоит проблема взаимоотношений созданных в неразберихе полов?.. А любовь, которую люди сами на свою голову придумали?.. Весь этот комплекс нараставших, как снежный ком, проблем и вечных вопросов потребовал создания в структуре Небесной канцелярии двух департаментов, ведающих, соответственно, Светлыми и Темными силами. И опять же все делали сгоряча! Вместе с подразделениями, отвечающими в глобальном масштабе за Добро и Зло, наплодили массу вспомогательных, чисто служебных контор и отдельчиков, которые, как это всегда и бывает, моментально набрали себе сотрудников согласно штатному расписанию. Одной из таких административных единиц и была Большая согласительная комиссия, на рассмотрение которой планировалось выносить спорные и принципиальные вопросы. Единственно, о чем не подумали отцы-основатели, так это о том, что в созданном без какого-либо предварительного плана мире практически все вопросы оказались спорными и принципиальными. Впрочем, это уже никого не волновало. Бюрократическая машина мгновенно зажила своей бурной, деловой жизнью…

Однако, вовсе не эти вселенского размаха проблемы волновали теперь ответственного секретаря комиссии Куркиса, с нарастающим напряжением ожидавшего рассмотрения последнего вопроса повестки дня. Нет, он не был неврастеником и не привык растрачивать свою нервную энергию по пустякам, просто вопрос того стоил. Еще при жизни Куркис на собственной шкуре испытал тяжесть принимаемых администрацией кадровых решений и не имел никакого желания подвергаться гонениям и после собственной смерти. Что же до жизни, то она Куркису досталась непростая. Все отпущенное ему время этот человек провел в Одессе, и всегда его сопровождала какая-то неопределенность. То его выгоняли из гимназии и университета за незнание, то с государственной службы за то, что слишком много знал. Большинство знакомых были уверены, что Куркис еврей, а кое-кто еще и утверждал, что крещеный, однако немало было и таких, кто считал, что он ассириец, приводя в качестве доказательства разительное сходство Куркиса с известным портретом Навуходоносора. Причем последних не смущало, что этот библейский царь правил в Вавилоне, а с ассирийцами находился в состоянии войны. Был еще случай, когда проезжий грек — правда, не то, чтобы трезвый, — буквально клялся, что у них на Крите есть целая деревня Куркисов, и сам он тоже стал бы Куркисом, если бы не родился по соседству. Так что вопрос с национальностью ответственного секретаря был так же темен и туманен, как неопределенен был возраст этого человека. Казалось, внешность его не подвластна времени, и только в иссиня-черной бороде с годами появлялось все больше и больше серебра.

Зато буквально все вокруг знали, что Куркис женат и многократно. Как человек честный, убегая от очередной супруги к текущей любовнице, Куркис считал себя обязанным жениться на соблазненной им женщине, но поскольку процесс поиска спутницы жизни был постоянным, то за вечно мечущимся по городу мужчиной тянулся, пропадая в бесконечности, хвост оставленных им жен. Не облегчала жизнь и необходимость финансово поддерживать благополучие нескольких семей, а также отдельных детей, прижитых по случаю на стороне. Поэтому широко, по-купечески справив очередную свадьбу, в остальное время Куркис готов был удавиться за копейку и зарабатывал деньги всеми возможными способами. Он работал поваром в ресторане и жокеем на местном ипподроме, распространителем Святого писания в школе и сутенером на улице. В свободное время Куркис подрабатывал гробовщиком и налетчиком, зачастую совмещая эти две профессии. Он всю жизнь метался между добром и злом, бегал к женщинам и от женщин, он… он так был по жизни занят, что не заметил, как умер. А когда, наконец, понял, что не то, чтобы жив, очень огорчился, поскольку именно в этот момент ему начало казаться будто дела его пошли на поправку. Именно благодаря суетности своего существования и вечному балансированию между добром и злом, Куркис в послесмертии и получил должность ответственного секретаря Большой согласительной комиссии, дававшую ему некоторые ощутимые преимущества. Как известно, быть при должности — само по себе неплохо, а тут еще появлялась возможность оттянуть момент решающего выбора дальнейшего пути. Ни в рай, ни в ад с их полной и конечной определенностью ему не хотелось, что ж до возвращения на суетную землю, то царившей там неразберихи он уже нахлебался сполна и на много жизней вперед. Поэтому Куркис мечтал о карьере в управленческих структурах тонкого мира, говоря проще, в небесной иерархии, где ему так долго удавалось балансировать на лезвии ножа между Добром и Злом.

Ради этого он даже был готов переносить периодические встречи с Нергалем, начальником службы тайных операций Департамента темных сил, хотя, мягко говоря, удовольствия они ему не доставляли. Секретарю комиссии казалось, что черный кардинал видит его насквозь, что, впрочем, так и было на самом деле. В присутствии этой могущественной сущности каждая его клеточка начинала дрожать и, активно того не желая, Куркис вел дело так, чтобы оно разрешилось в пользу темных сил. Этому отчасти способствовала и пассивность апостолов, старавшихся не показывать свой светлый лик на заседаниях комиссии. Вместо себя они, как правило, посылали Транквиила, ангела среднего чина «Властей», ни в силу своего положения в Департаменте, ни по характеру не имевшего возможности принимать какие-либо принципиальные решения. Послушно выполняя волю вышестоящего начальства, Транквиил приходил на заседания в сопровождении своей делегации и все время, пока обсуждался очередной вопрос, смотрел вокруг себя пусто и светло. Он прекрасно знал, что дело все равно кончится ничем и вопрос под благовидным предлогом будет благополучно отложен, чтобы через какое-то время к нему вернулись, как к новому, и повторили известную уже процедуру.

Точно так обстояли дела и на этом заседании. Чувствуя на себе взгляды обоих руководителей противоборствующих делегаций, Куркис взял из стопки очередную папку и раскрыл ее. На этот раз перед членами комиссии лежало подготовленное Славянским эгрегором — так в Небесной иерархии именовалось управление по делам славянских народов — послание. В документе, выдержанном в лучших традициях дипломатии, предлагалось изъять у иудеев величание «избранный народ» и присвоить его русским. Приводилась и пространная аргументация такого шага, основная мысль которой сводилась к перечислению неприятностей и невзгод, свалившихся в последнее время на голову этого многострадального народа.

Закончив чтение документа, Куркис откашлялся и воззвал к присутствующим, прося их придти к какому-либо сбалансированному решению. А уж он, Куркис, как ответственный секретарь, доведет это решение высокой комиссии до сведения иерархов и, в целом, до Небесной канцелярии.

В наступившей тишине можно было услышать, как пролетит муха. Никто из сидевших за длинным заседательским столом не горел желанием взять слово, да большинство членов обеих делегаций и не имело на то права. По неписаному регламенту говорить от имени департамента могли лишь первые лица, а они не спешили этим правом воспользоваться. Транквиил, как всегда, смотрел на мир чистыми, удивленными глазами, как если бы видел его в первый раз, в то время как Нергаль… Черный кардинал чему-то желчно усмехался.