- Дочь, Христа ради! и свирепые волченята не станут рватьсвою мать, дочь, хотя взгляни на преступного отца своего! — Она не слушает иидет. — Дочь, ради несчастной матери!... — Она остановилась. — Приди принятьпоследнее мое слово!

- Зачем ты зовешь меня, богоотступник? Не называй менядочерью! Между нами нет никакого родства. Чего ты хочешь от меня радинесчастной моей матери?

- Катерина! Мне близок конец: я знаю, меня твой муж хочетпривязать к кобыльему хвосту и пустить по полю, а может, еще и страшнейшуювыдумает казнь...

- Да разве есть на свете казнь, равная твоим грехам? Жди ее;никто не станет просить за тебя.

- Катерина! меня не казнь страшит, но муки на том свете...Ты невинна, Катерина, душа твоя будет летать в рае около бога; а душабогоотступного отца твоего будет гореть в огне вечном, и никогда не угаснет тотогонь: все сильнее и сильнее будет он разгораться: ни капли росы никто неуронит, ни ветер не пахнет...

- Этой казни я не властна умалить, — сказала Катерина,отвернувшись.

- Катерина! постой на одно слово: ты можешь спасти мою душу.Ты не знаешь еще, как добр и милосерд бог. Слышала ли ты про апостола Павла,какой был он грешный человек, но после покаялся и стал святым.

- Что я могу сделать, чтобы спасти твою душу? — сказалаКатерина, мне ли, слабой женщине, об этом подумать!

- Если бы мне удалось отсюда выйти, я бы все кинул. Покаюсь:пойду в пещеры, надену на тело жесткую власяницу, день и ночь буду молитьсябогу. Не только скоромного, не возьму рыбы в рот! не постелю одежды, когдастану спать! и все буду молиться, все молиться! И когда не снимет с менямилосердие божие хотя сотой доли грехов, закопаюсь по шею в землю или замуруюсьв каменную стену; не возьму ни пищи, ни пития и умру; а все добро свое отдамчернецам, чтобы сорок дней и сорок ночей правили по мне панихиду.

Задумалась Катерина.

- Хотя я отопру, но мне не расковать твоих цепей.

- Я не боюсь цепей, — говорил он. — Ты говоришь, что онизаковали мои руки и ноги? Нет, я напустил им в глаза туман и вместо рукипротянул сухое дерево. Вот я, гляди, на мне нет теперь ни одной цепи! — сказалон, выходя на середину. — Я бы и стен этих не побоялся и прошел бы сквозь них,но муж твой и не знает, какие это стены. Их строил святой схимник, и никакаянечистая сила не может отсюда вывесть колодника, не отомкнув тем самым ключом,которым замыкал святой свою келью. Такую самую келью вырою и я себе, неслыханныйгрешник, когда выйду на волю.

- Слушай, я выпущу тебя; но если ты меня обманываешь, —сказала Катерина, остановившись пред дверью, — и, вместо того чтобы покаяться,станешь опять братом черту?

- Нет, Катерина, мне не долго остается жить уже. Близок и безказни мой конец. Неужели ты думаешь, что я предам сам себя на вечную муку?

Замки загремели.

- Прощай! храни тебя бог милосердый, дитя мое! — сказалколдун, поцеловав ее.

- Не прикасайся ко мне, неслыханный грешник, уходи скорее!..— говорила Катерина. Но его уже не было.

- Я выпустила его, — сказала она, испугавшись и дикоосматривая стены. — Что я стану теперь отвечать мужу? — Я пропала. Мне живойтеперь остается зарыться в могилу! — и, зарыдав, почти упала она на пень, накотором сидел колодник. — Но я спасла душу, — сказала она тихо. — Я сделалабогоугодное дело. Но муж мой... Я в первый раз обманула его. О, как страшно,как трудно будет мне перед ним говорить неправду. Кто-то идет! Это он! муж! —вскрикнула она отчаянно и без чувств упала на землю.

- Это я, моя родная дочь! Это я, мое серденько! — услышалаКатерина, очнувшись, и увидела перед собою старую прислужнику. Баба,наклонившись, казалось, что-то шептала и, протянув над нею иссохшую руку свою,опрыскивала ее холодною водою.

- Где я? — говорила Катерина, подымаясь и оглядываясь. —Передо мною шумит Днепр, за мною горы... куда завела ты меня, баба?

- Я тебя не завела, а вывела; вынесла на руках моих издушного подвала. Замкнула ключиком, чтобы тебе не досталось чего от панаДанила.

- Где же ключ? — сказала Катерина, поглядывая на свой пояс.— Я его не вижу.

- Его отвязал муж твой, поглядеть на колдуна, дитя мое.

- Поглядеть?.. Баба, я пропала! — вскрикнула Катерина.

- Пусть бог милует нас от этого, дитя мое! Молчи только, мояпаняночка, никто ничего не узнает!

- Он убежал, проклятый антихрист! Ты слышала, Катерина? онубежал! сказал пан Данило, приступая к жене своей. Очи метали огонь; сабля,звеня, тряслась при боку его.

Помертвела жена.

- Его выпустил кто-нибудь, мой любый муж? — проговорила она,дрожа.

- Выпустил, правда твоя; но выпустил черт. Погляди, вместонего бревно заковано в железо. Сделал же бог так, что черт не боится козачьихлап! Если бы только думу об этом держал в голове хоть один из моих козаков и ябы узнал... я бы и казни ему не нашел!

- А если бы я?.. — невольно вымолвила Катерина и,испугавшись, остановилась.

- Если бы ты вздумала, тогда бы ты не жена мне была. Я бытебя зашил тогда в мешок и утопил бы на самой середине Днепра!..

Дух занялся у Катерины, и ей чудилось, что волоса сталиотделяться на голове ее.

На пограничной дороге, в корчме, собрались ляхи и пируют ужедва дни. Что-то немало всей сволочи. Сошлись, верно, на какой-нибудь наезд: уиных и мушкеты есть; чокают шпоры, брякают сабли. Паны веселятся и хвастают,говорят про небывалые дела свои, насмехаются над православьем, зовут народукраинский своими холопьями и важно крутят усы, и важно, задравши головы,разваливаются на лавках. С ними и ксендз вместе. Только и ксендз у них на их жестать, и с виду даже не похож на христианского попа: пьет и гуляет с ними иговорит нечестивым языком своим срамные речи. Ни в чем не уступает им и челядь:позакидали назад рукава оборванных жупанов своих и ходят козырем, как будто бы чтопутное. Играют в карты, бьют картами один другого по носам. Набрали с собоючужих жен. Крик, драка!.. Паны беснуются и отпускают штуки: хватают за бородужида, малюют ему на нечестивом лбу крест; стреляют в баб холостыми зарядами итанцуют краковяк с нечестивым попом своим. Не бывало такого соблазна на Русскойземле и от татар. Видно, уже ей бог определил за грехи терпеть такоепосрамление! Слышно между общим содомом, что говорят про заднепровский хуторпана Данила, про красавицу жену его... Не на доброе дело собралась эта шайка!

Сидит пан Данило за столом в своей светлице, подпершисьлоктем, и думает. Сидит на лежанке пани Катерина и поет песню.