Вдруг все-таки уволится?

Селани поежилась.

— Оставлю вас. — С этими словами отец Иры поднялся и вышел в коридор.

— Ну как ты, малыш? — снова беря ее за руку, тихо спросил Михаил.

Ладонь его была теплой, пальцы сильные, а прикосновение оказалось на удивление приятным, хоть Селани не любила, когда незнакомые люди до нее дотрагивались. В основном рукопожатия и приветственные поцелуи вызывали у нее чувство брезгливости, желание отстраниться.

Но сейчас она лишь слабо улыбнулась:

— Устала.

Легкий поцелуй в запястье и чуть более долгий, обжигающий — в ладонь.

— Со мной такой бред в последнее время творился. Я не знал, что и думать. Уже готов был поверить, что ты попала в другой мир и что я должен отправиться за твоей душой.

— Фантазер, — нервно хихикнула девушка, чувствуя, как сердце в груди ускоряет свой ритм, а потом снова замирает, стоило ей поднять на него глаза. — И как бы ты отправился за моей душой?

— Да одна гаитянка навешала мне лапши на уши. Всучила какую-то бижутерию и даже слова так называемого заклинания записала. Типа это помогло бы нам с тобой воссоединиться в другом мире. Я же говорю, бред полный.

— О… — только и смогла выговорить Селани, не ожидавшая, что все окажется так просто.

Браслеты. Заклинание.

Чувствуя, как силы к ней стремительно возвращаются, она вкрадчиво поинтересовалась:

— И что эти браслеты? Они с тобой?

— Оставил на острове.

«Вот идиот», — констатировала Селани.

— Андрюха грозился притащить их с собой, — весело добавил Ирин жених.

— Ой, а пусть притащит! — восторженно воскликнула девушка, кокетливо взмахнула ресницами и попросила: — Ты же мне их подаришь? Просто на память о твоем временном помешательстве.

Михаил негромко рассмеялся.

— Тебе, малыш, я подарю что угодно. И браслеты, и обручальные кольца. В следующий раз вместе полетим в Доминикану, как и собирались.

«Нет, все-таки хороший мужик», — мысленно решила Селани, отвечая на поцелуй мужчины, на прикосновение твердых, незнакомых, настойчивых губ.

— Меня завтра выписывают, — сказала она шепотом. — Ольга… мама моя… говорит, чтобы я к ним на первое время переехала.

Михаил отстранился, нахмурился и решительно проговорил:

— Нет, Ириш, больше никакого дома. С завтрашнего дня ты живешь со мной.

Ира Илларионова

То, что эта самая машина принадлежит алмазному величеству, я поняла, уже когда мы отъехали от здания местной полиции. То есть только теперь до меня дошло, что мне совершенно без разницы, кому она принадлежит, потому что единственно важным сейчас было узнать, что случилось с малышкой. А еще…

— Почему вы не сказали, что у Кристин могут быть приступы?! — разъяренной кошкой набросилась я на Демаре.

— Потому что их уже давно не было.

Судя по тому, сколько раз нам сигналили, его величество наплевал на все дорожные правила. Кстати, светофоров на улицах не было, и это я обнаружила только сегодня, зато имелось множество дорожных знаков, совершенно не похожих на те, с которыми была знакома по школе вождения.

— Давно? — прорычала я. — А вам не кажется, что няне следует об этом знать? Вы вверяете мне жизнь ребенка и даже не удосуживаетесь рассказать о том, что с ней может случиться что-то плохое!

— Вам-то какое дело? — ядовито процедило величество. — Вы же собрались увольняться.

За это я чуть не огрела его своим вещмешком, то есть пакетом с вещами по голове. Не огрела исключительно потому, что мы должны были добраться до больницы живыми, а я водить не умею. Точнее, умею водить нормальные машины, а не вот это. И со знаками буду разбираться дольше, чем в свое время с органической химией.

— Дело в том, что Кристин мне дорога, — буркнула я, решив, что пора признать очевидное и посмотреть правде в глаза. — И сейчас я готова придушить вас за то, что узнаю обо всем через голову вашего дрессированного дворецкого-доносителя.

— Жужжен мне действительно предан, — на удивление спокойно отозвался Демаре и замолчал, продолжая с такой скоростью петлять по улочкам и серпантинам Мальмара, что меня уже основательно подташнивало.

Впрочем, мне сейчас было не до Жужженов, их голов и даже не до собственного состояния, потому что когда увидела здание больницы (на фасаде выделялась надпись «Центральная лечебница Мальмара»), руки похолодели. Я вцепилась в пакет так, что тот жалобно затрещал, а Демаре скосил в мою сторону глаза.

— Приступы у Кристин начались сразу после исчезновения Жизель. Она всегда все держит в себе. Врачи говорят, в этом все дело. В ее неумении выплескивать эмоции.

— Как именно проявляются приступы? — спросила взволнованно.

— Она начинает задыхаться и теряет сознание.

Продолжить мы не успели: на подъезде к больнице образовалась пробка, и Демаре просто бросил машину посреди улицы, правда, не забыв открыть мне дверь и подать руку. Сейчас я даже возражать не стала и, пока мы бежали к больничному корпусу, молила богов (местных, земных, каких угодно!), чтобы с Кристин все было хорошо.

В палату нас проводили сразу же, и первое, что бросилось в глаза, — это крохотная фигурка на огромной кровати, завернутая в полупрозрачный мерцающий кокон. Глаза девочки были закрыты.

— Все в порядке, мируар Демаре, — поспешил заверить нас врач, высокий мужчина в бледно-сиреневом халате (такие же нам выдали на этаже, чтобы мы могли пройти в палату, вместе с сиреневыми аналогами привычных мне бахил). — Приступ купирован, сейчас мы проводим восстановительную процедуру, после которой вы сможете забрать мирэль Кристин домой.

Демаре кивнул, даже не взглянув на доктора. Взгляд его был прикован к дочери, и в тот момент лицо Алмазного короля снова походило на маску, высеченную из камня.

— Кстати, мирэль Сервин…

— Кто? — Демаре раздраженно дернул бровью.

— Мирэль Сервин, ваша няня… Она очень перепугалась, и нам пришлось дать ей успокоительное.

— Папа, — донесся слабый голосок с постели.

Демаре не снес доктора с пути исключительно потому, что тот оказался шустрее и отскочил в сторону сам.

— Да, звездочка?

— Пап, мне было так страшно…

— Знаю, родная. Но теперь я рядом, и все будет хорошо.

Разорвав свечение, Демаре коснулся тоненькой ручки под искрящимся куполом, и я закусила губу. На меня посмотрели с явным неодобрением. Так и чувствовала, как врача распирает от желания поинтересоваться, кто я такая и что тут забыла, но я решила не удовлетворять его любопытство, потому как это порок, а также большое свинство — совать свой нос в чужие дела. Обхватив плечи руками, смотрела исключительно на Демаре, склонившегося над дочерью. Смотрела, как суровое выражение на его лице уступает место нежности и…