Гроза паразитов по фамилии Тиммонс шел к крыльцу с таким развязно-кичливым видом, что Клара Пек сразу поняла: этот тип не понаслышке знает, что такое грызуны, термиты, старые девы и странные ночные звуки. На ходу он окидывал мир презрительным взглядом тореадора, а может, парашютиста, спустившегося с заоблачных высот, или ловеласа, который закуривает сигарету, повернувшись спиной к жалкой фигурке на постели. Вот он нажал на кнопку звонка – ни дать ни взять посланец богов. Клара вышла на порог и едва не захлопнула дверь у него перед носом, потому что борец с грызунами взглядом сорвал с нее платье, вмиг обнажив ее тело и мысли. Его губы скривились в ухмылке алкоголика – он явно был доволен собой. Кларе не оставалось ничего другого, кроме как воскликнуть:

– Нечего стоять столбом! Работать надо! – Она развернулась и зашагала по коридору под его изумленным взглядом.

Через несколько шагов она оглянулась, чтобы проверить, какое действие возымели ее слова. По-видимому, до сих пор женщины с этим молодчиком так не разговаривали. Некоторое время он изучал дверной косяк, а потом не без любопытства шагнул в дом.

– Сюда, – указала Клара.

Она прошествовала по коридору и поднялась на площадку, где загодя была приготовлена металлическая стремянка. Клара ткнула рукой вверх:

– Вот чердак. Разберись, что там за чертовщина. Да не вздумай с меня лишнего содрать. Будешь спускаться – ноги вытирай. А я пошла по магазинам. Надеюсь, тебя можно оставить без присмотра, дом-то не обчистишь?

Каждой своей фразой Клара сбивала с него спесь. Крысобой побагровел. У него заблестели глаза. Не успел он и слова сказать, как она уже спустилась в прихожую и накинула легкое пальто.

– Ты хоть знаешь, как мыши на чердаке топают? – осведомилась она через плечо.

– Не глупее вас, хозяйка, – сказал он.

– Язык придержи. А крыс отличишь? Там, наверно, крысы – уж больно здоровые. А какие твари, поболее крыс, плодятся на чердаках?

– У вас в округе еноты водятся?

– Да как они на чердак-то залезут?

– Это вам лучше знать, хозяйка.

Тут оба умолкли: наверху что-то тихонько заскреблось. Потом стало царапаться. Потом глухо застучало, как сердце.

На чердаке началась какая-то возня.

Тиммонс зажмурился и охнул:

– Вот оно!

Клара Пек удовлетворенно закивала, натянула перчатки и поправила шляпку, не сводя с него глаз.

– Похоже… – протянул мистер Тиммонс.

– На что?

– В этом доме когда-нибудь жил капитан дальнего плавания? – спросил он после паузы.

Звуки сделались громче. Казалось, весь дом стонет и ходит ходуном под невидимой тяжестью.

– Напоминает корабельный трюм. – Тиммонс прислушивался с закрытыми глазами. – Как будто груз сорвался, когда судно меняло курс. – Он расхохотался и открыл глаза.

– Час от часу не легче. – Клара попыталась вообразить такое зрелище.

– Сдается мне, – Тиммонс с кривой ухмылкой глядел в потолок, – вы под крышей устроили теплицу или что-то наподобие того. Такое впечатление, будто там всходы поднимаются. Или дрожжи. Выпирают из квашни размером с собачью конуру. Мне рассказывали, как один чудак в подвале дрожжи разводил. У него…

Входная дверь захлопнулась.

Клара Пек, раздосадованная его зубоскальством, крикнула из-за порога:

– Вернусь через час. Не отлынивай!

Ей в спину летел его хохот. Она лишь один раз остановилась на дорожке, чтобы оглянуться.

Этот идиот переминался возле стремянки, воздев глаза к потолку. Потом он пожал плечами, махнул рукой, мол, «была-не была», и…

Резво полез по ступенькам, как матрос по трапу.

Вернувшись ровно через час, Клара Пек увидела, что фургон санитарной службы все так же стоит у тротуара.

– Вот черт, – пробормотала она. – Я-то думала, он к этому времени управится. Гусь этакий, толчется в доме, дерзит…

Она остановилась и прислушалась.

Тишина.

– Странно, – прошептала она и окликнула: – Мистер Тиммонс!

Тут Клара Пек опомнилась – до незапертой двери оставалось не менее двадцати шагов, она приблизилась к порогу.

– Есть кто живой?

В прихожей ее встретила тишина, точь-в-точь как прежде, когда мыши еще не превратились в крыс, а крысы не переросли в здоровенных тварей, что водили хороводы на верхней палубе. Только вдохни такую тишину – она и задушить может.

Клара Пек задрала голову и остановилась у подножия лестницы, прижав к груди пакет с продуктами, словно безжизненного младенца.

– Мистер Тиммонс!..

Но в ответ не услышала ни звука.

На лестничной площадке сиротливо стояла стремянка. Дверца в потолке оказалась закрытой.

– Ну, значит, его там нет! – подумала она. – Не мог же он запереться изнутри. Вот прохиндей – наверняка улизнул.

Сощурившись, она еще раз выглянула на улицу, где под ярким полуденным солнцем томился его фургон.

– Скорее всего, не смог мотор завести. Пошел за подмогой.

Она забросила покупки на кухню и впервые за долгие годы ни с того ни с сего зажгла сигарету. Выкурила, зажгла вторую и только после этого, грохоча кастрюлями и нарочито постукивая консервным ножом, принялась готовить обед.

Дом прислушивался, но не отвечал.

К двум часам тишина стала густой, словно запах мастики.

– Служба «Крысолов», – сказала она вслух и набрала номер.

Через полчаса начальник службы собственной персоной прикатил на мотоцикле, чтобы отогнать брошенный фургон. Приподняв фуражку, он вошел в дом, перекинулся парой слов с Кларой Пек, осмотрел пустые комнаты и прислушался к тягостному молчанию.

– Ничего страшного, мэм, – изрек он, хотя и не сразу. – Чарли в последнее время стал выпивать. Завтра появится – сразу его уволю. А чем он у вас занимался?

Его взгляд скользнул вверх по лестнице, туда, где на площадке оставалась стремянка.

– Да так, – быстро нашлась Клара Пек, – проверял помещения.

– Завтра я сам приду, – пообещал начальник.

Как только он уехал, Клара Пек поднялась на площадку, внимательно оглядела чердачную дверцу и шепотом произнесла:

– А ведь этот тоже тебя не заметил.

Над головой не скрипнула ни одна балка, не пробежала ни одна мышь.

Клара стояла как истукан, а солнечный свет, льющийся в открытую дверь, уже падал косыми лучами.

Зачем, пытала она себя, зачем я солгала?

Но ведь дверь-то закрыта?

Сама не знаю почему, думала она, но больше не хочу никого пускать наверх. Глупость, да? Нелепость, верно?