На реставрацию стола Надя потратила почти два года, на брак – десять. Вихрем крутились мысли, будто центрифуга заставила быстро вращаться все самые «липкие» воспоминания.

Тяга к несовершеннолетним еще с юности действовала на Надю как тяжелая сосулька, по весне упавшая с крыши прямо на голову. Увидев однажды одноклассницу в потных и маслянистых объятиях учителя истории, Надя выбежала из школы испуганная и ошарашенная, а тут бац – и сосулька на голову. Ко всему увиденному вдобавок. От удара Надя стояла удивленно-улыбчивая, солнечные зайчики вмиг мутировали перед глазами в шуршащие мушки, сепия заполнила ее видение мира… И лишь капель по тонкой крыше крыльца и проезжающая электричка остановили ее от потери сознания. С тех пор она всегда боялась потерять сознание. Да, сознание и ясность всегда были для Нади маяками, а чувство ватных ног, как будто мягких и плюшевых, и ощущение потери контроля казались концом света: дальше были только мушки, а за ними тьма. Ну или что-то очень неприятное вроде раствора Люголя. И сейчас она снова теряла равновесие, не в силах даже закричать, чтобы прервать их сношение.

Сказать, что измена была для Нади чем-то катастрофическим, чего она не могла простить? Нет. Как раз измена казалась ей чем-то обыденным, обыкновенным и заурядным. Сколько она сама изменяла. Но было у Нади табу: никогда не приводить в дом, чтобы чужеродный организм ни молекулы своей нежности или похоти не оставил в семейном гнезде. Для Нади было наиважнейшим из приоритетов сохранять адюльтеры в тайне. Именно это она считала верхом уважения. Рассказать, сознаться и тем самым переложить содеянное со своих плеч на плечи человека, с которым ты поклялся идти по жизни, несмотря на болезни, печали и бедность? Ни за что.

Нина была почти вдвое моложе Нади. Курносая простофиля, в детстве дурнушка, нескладеха, которую Надя жалела. Покупала ей платья в самых фешенебельных бутиках Европы, водила по косметологам и массажистам, лечила ее сколиоз и акне, мечтала, чтобы та стала счастливой. Хотя… Так Надя себя утешала. На самом деле ей было тоскливо и одиноко в большом доме: муж пропадал на работе, приходил глубоко за полночь и уходил, лишь первые всполохи рассвета показывались за сосновым бором. Собственный бизнес уже не требовал от Нади ежечасного участия, и она легко могла себе позволить работать всего два дня в неделю. Детей она не хотела: считала, что склеивать детьми брак – кощунственно, как и лечить ими себя от одиночества, чтобы быть хоть кому-то нужной. Жизнь с сестрой отгоняла от нее тоску, Нина по утрам ездила с Надиным мужем и водителем в Москву на учебу, а днем Надя забирала ее возле железнодорожной станции «Переделкино». Они много гуляли по исполосованным хаотичной застройкой перелескам, сплетничали и по очереди читали книги на английском. Сестра – для практики языка, Надя – от скуки. Как эта жизнь обернулась любовным треугольником, Надя понять не могла. И главное: сколько это продолжается? Сестра жила с ними с четырнадцати лет.

– Дубовый стол не колоти стулом! – неожиданно для себя выкрикнула Надя и стремглав пронеслась по лестнице на второй этаж.

Стыдно признаться, но увиденное не нанесло Наде сильной раны. Противно, что в доме, неприятно, что на ее глазах, погано, что с сестрой. Лучше бы она не видела этого, не знала. Надя прекрасно для себя уяснила, что сама по себе измена не несет никакого вреда, и женщины боятся вовсе не неверности супруга, а факта обнародования этой измены. Когда уже поздно делать вид, что ничего не произошло, и надо принимать какие-то решения. Брать на себя ответственность.

Муж Нади наспех прикрылся фарфоровым блюдом как фиговым листом и бросился догонять ее. Надя не успела вбежать в комнату и повернуть ключ в замочной скважине, он поймал ее в коридоре.

– Прости меня! – Муж схватил Надю и начал целовать ее руку. Двухдневная щетина оставляла розоватые пятна на нежной коже рыжеволосой и нервничающей Нади. Несмотря на шок и испуг, эрекция у него не пропала, когда он выпустил блюдо из рук на эмоциях.

– Наверное, я виновата, не предупредила, что сегодня вернусь, а не завтра с утра. Прости, что я появилась в собственном доме без предупреждения. Прости, что я перевезла свою сестру, как последняя эгоистка. Прости, что создала для тебя условия непримиримого соблазна. Ты прости меня!

– Когда ты так говоришь, я не могу понять, ты это серьезно или пускаешь в ход свой сарказм. Слушай! – Его глаза вмиг помутнели и наполнились враждебной мутью. – А дай-ка мне свой телефон! Ты что, заснять нас успела? Иначе чего ты такая спокойная? – вскипятился непокорный супруг.

– Да ты психопат, что ли? Совсем со своей политикой параноиком стал? – Надя вырвалась из его рук и поспешила в свою комнату. Но ей снова не удалось захлопнуть дверь, он успел поставить ногу в проем. – Может, дашь мне побыть одной? Или нет, сейчас все надо объяснять?

– Надя! Скажи мне, ты что, нас снимала? – не унимался он.

– Да не снимала я никого! Держи – проверь! – Надя сунула ему свой телефон. – А теперь дай возможность собрать вещи! Я не хочу оставаться здесь ночевать.

– Блин, я не хотел, чтобы все так вышло. Но я люблю ее, понимаешь? – Он успокоился и разоткровенничался. – И когда ей исполнится восемнадцать, мы поженимся.

– Значит, ты все уже для себя решил? – Надя театрально сползла по стене на пол и закрыла лицо ладонями.

– Слушай, как будто ты у нас святая. Тебе припомнить все твои похождения? Если я о чем-то молчу – это не значит, что я чего-то не знаю.

– Ну конечно, эта малолетняя Лолита на меня стучала, – вдруг осознала весь фарс происходящего Надя. – Да пошли вы оба к чертям свинячьим! Знаешь, что самое противное? Что я потратила на тебя десять лет! Долбаных десять лет своей жизни!

– Надя! Ты думала, что ты хитрее всех! Ты была уверена, что крутишь всеми вокруг – манипулируешь сестрой, мной, что все мы – марионетки в твоих руках. Ты решала, кому мне лизать жопу, а кого слать нахер, ты придумывала схемы для бизнеса, ты даже накладывала вето на выбор моего галстука. Да с тобой любой кобель себя начнет чувствовать сукой!

– А с ней ты, значит, кобелиной себя чувствовал? Ты вообще понимаешь, что это моя сестра? Что для меня это на грани инцеста? – не выдержала Надя и распахнула дверь, ударив по носу мужа.

– Да это у тебя с ней кровное родство, не у меня! – Он не стеснялся вопить и возмущаться.

– Послушай, милый мой, это ты трахал несовершеннолетнюю сестру своей жены! Не вынуждай меня дерьмом себя чувствовать, ладно?

– Забирай себе квартиру на Сретенском бульваре, и давай разъедемся! Попрошу, чтобы жильцы поскорее съехали. – Как чиновник со стажем, он решил предложить вариант максимально бескровного решения ситуации и сразу поставил ногу в проход, чтобы дверь не захлопнулась обратно, пока они не решат, что делать.

– Не переживай, я уеду прямо сейчас – соберу вещи на первое время. Остальные пришлешь.

– И ты даже не расплачешься?

– А тебе нужны мои слезы? – с плотоядной улыбкой изрекла Надя.

– Нет, меня просто удивляет твоя железная бесчеловечность. Столько лет подряд ты говорила, что любишь меня, что будешь со мной всегда. И узнав, что я люблю Нину, ты даже не расплачешься? Тебе что, даже не больно?