Пролом в пространстве ламии расширился еще сильнее.

— Теперь иди, — сказала Талия, глядя в темноту, распахивающуюся у нас под ногами. — Я буду рядом, хотя она меня не увидит. Ты не останешься один.

У хариты имелись свои секреты, выведывать которые у меня не было времени.

— Мне кажется, фаенна, или ты нервничаешь?

Медовые глаза девушки потемнели, словно приближающаяся тьма постепенно гасила их теплый свет.

— Будь внимателен, — произнесла она, сумев вложить в эти два простых слова и предупреждение оставаться бдительным при встрече с дэймосом, и приказ не расслабляться, чтобы не пропустить нужный знак, если придется бежать.

— Обязательно, — ответил я и шагнул вперед. В пустоту, куда медленно стекали капли песка и осколки воды…

Несколько долгих мгновений полета, больше похожего на падение. Моего лица касались невидимые крылья бесшумного ветра, а черноту перед глазами разрезали красные молнии, похожие на взмахи меча вечного воина Панарея[1] или стремительный росчерк кривого ножа мойры Атропы, готовой перерезать еще одну человеческую жизнь, вполне возможно мою.

Падение оборвалось внезапно. Подошвы моих ботинок ударились о твердую неровную поверхность, и я оказался посреди гигантского храма. Стены его безграничного зала едва просматривались в тусклом сером свете, крыша возносилась над головой, напоминая ночное небо, затянутое грозовыми тучами. В воздухе плавали хлопья сажи. Пахло недавним пожаром. И над всем этим мрачным великолепием я ощущал тень Тайгера. Его не было видно, но я знал — он поблизости. Везде и нигде…

В центре зала, расколотого на две половины широкой трещиной, возвышалось нечто странно-причудливое. Вызывающее любопытство и неприязнь одновременно.

Теперь я понимал, почему охотник на дэймосов не мог обезвредить Спиро. Пленный сновидящий висел над пропастью, связанный надежными путами. Со стороны это было похоже на чудовищную скульптуру, порожденную больным разумом. Она вздыбилась на краю обрыва, готовая рухнуть вниз.

Ламия сплелась с жертвой словно дерево. Ноги и руки девочки подобно длинным корням впивались в тело Домиана, прорастали в него, так что с первого взгляда было невозможно различить, где плоть ученика Тайгера, а где — сама дэймос. Ее спина изгибалась бледным древесным стволом, выступающие ребра надежной клеткой обхватывали голову и туловище пленника, сквозь трещины в них виднелась лишь часть лба и полуоткрытый глаз. Лицо Спиро — растянутый, неровный узор на коре — поднято к низкому, темному небу, с которого падали хлопья пепла.

Я медленно двигался вперед, с каждым шагом различая все новые детали. Пальцы Домиана, сведенные судорогой боли, вокруг каждой фаланги обвиваются пряди тонких серых волос, струящихся с головы создательницы кошмаров. Набухшую вену на его лбу, готовую лопнуть от пульсации крови. Но видел я и трещины, изрезавшие искривленное, вытянутое тело ламии, редкие алые капли, сочащиеся из разрывов на ее коже. Девочка страдала сама, сделав из себя живую ловушку для сновидящего. Как знакомо, как нелепо.

— Спиро, — произнес я, подходя ближе. — Ты звала меня. Я — здесь.

Лицо, запрокинутое к небу, медленно опустилось. Его искаженные, одеревеневшие черты были едва узнаваемы.

— Отпусти человека.

— Почему ты его защищаешь? — прошелестел голос, похожий на шорох сухих листьев.

— Не его. Ты убиваешь себя. Тебе не говорили, что ламия, создавая клетку удержания из собственного тела сновидения, разрушает его?

Ветви — руки Спиро — лишь плотнее обвились вокруг Домиана. Тело девочки, похожее на высохший, расщепленный ствол, ниже склонилось над пропастью.

— Что ты можешь знать об этом?

— Гораздо больше, чем ты думаешь. Пленника действительно никто не вырвет из твоих объятий, и не исцелит, но ты рассыплешься в прах вместе с ним. Очень скоро. И ради чего?

Она молчала и смотрела на меня пустыми глазами, напоминающими сучки на древесной коре.

— Отпусти его, пока не стало слишком поздно.

— Я не могу, — произнесла Спиро очень тихо.

На миг она показалась мне не грозным дэймосом, а ребенком, взвалившим на себя сложнейшее и опасное дело. Ей было страшно.

— Спиро, послушай меня. Что бы ты ни задумала, ничего не получится. Чего ты хочешь добиться? Ты не сможешь освободиться из тюрьмы таким способом.

— Я не добиваюсь свободы, — выдохнула она, и по ее искривленному телу прошла дрожь.

— Тогда чего ты хочешь? От меня?

— Подойди ближе…

Я сделал шаг вперед, на миг мне почудилось неуловимое движение рядом. Я действительно не был оставлен один на один с дэймосом, вырвавшимся из-под контроля. За мной наблюдали. Отметив мимоходом этот факт, я сосредоточил все внимание на Спиро. Она смотрела на меня, и в ее остановившемся взгляде сквозила боль и напряжение.

Теперь я легко мог бы коснуться девочки и даже пленника, все глубже погружающегося в живую клетку.

— Чего ты хочешь? — повторил я.

— Покажи мне последнюю могилу в твоем мире, — четко и ясно произнесла ламия, но мне показалось, я ослышался.

Это была ошеломляюще неожиданная просьба. Сперва мне почудилось — она шутит или слегка повредилась в рассудке, трое суток удерживая человека в плену.

Признаться, я ждал жесткого ультиматума. Требования освободить всех пленных дэймосов или приказа самому броситься в пропасть в качестве мести за мою «измену».

— Ты убиваешь себя, убиваешь человека… только для того, чтобы взглянуть на старую каменную плиту?!

Могилы в мире дэймоса — постоянное напоминание о его жертвах. Убитых, замученных, обманутых, лишенных памяти или здоровья. Я уничтожил все… почти все.

— Я оставлю человека, если ты покажешь мне твою последнюю могилу.

— Зачем тебе это надо, Спиро?

— Покажи, — потребовала она, и по ее изломанному телу прошла дрожь.

Домиан задергался в объятиях ламии, я видел, как все сильнее наливается кровью сосуд на его лбу.

— Хорошо, — ответил я, прежде чем она случайно не задушила человека. — Я выполню твою просьбу. Отпусти его.

— Меняемся, — велела Спиро, и в ее голосе прозвучали внезапно почти исчезнувшие детские нотки.

Хорошее правило — не вести никаких переговоров с дэймосами, не идти на уступки, не поддаваться на шантаж, не играть в их игры. Прекрасно звучит в теории. Жаль, что в реальности это практически не осуществимо.

Я сделал еще один шаг. И Спиро, изломав тело под новым невообразимым углом, подалась вперед и протянула мне руку, больше похожую на ободранный ветром сук. Я помедлил всего лишь долю секунды. А затем сжал потрескавшиеся пальцы, тонкие, как спицы, они впились в мою ладонь, оплетая, срастаясь с ней, втягивая в себя. Она была очень сильной и наполнена неукротимой яростью. Даже несмотря на то что ее тело разрушалось. Ламия знала, что не выживет, но это ее не волновало.