7

Дома началась ругань. Лена с Анькой сталкивались, выясняя что-то между собой, и Иван, не выдержав, позвонил постояльцам, предупредив их, что сдавать больше не будет. Он уже представлял, как съедет в свою отдельную квартиру, а дочь займет его комнату. И ей попроще будет, и быть может, она перестанет грызться и поедать с матерью друг друга А ему уж в конец надоело все это терпеть, ютиться не один год с женой на одной жилплощади.

Он вынужденно смирился тогда в прошлом ради дочери, но ей уже восемнадцать и пора что-то менять.

Природа остывала, кропила дождем. Полуголые деревья сонным параличом угасали, скидывая последнюю лиственную одежку. Повеяло цикличной сыростью, землей безжизненной. И где-то за тусклыми серо-белыми облаками, пышно взбитыми ветром, верховодило солнце, угощая по вечерам истомными красно-сиреневыми заливами.

На этой неделе к Ивану на прием заявилась Алка, подружка его жены. Женщина, чуть моложе Ленки, крупные глаза, щекастая, губы вытягивались в одну длинную улыбку. Обдала она Ивана Андреевича запашком дорогого стирального порошка вперемешку с дешевыми духами. Села напротив и заулыбавшись сказала:

– Здравствуйте, я к вам по талончику.

– Фамилию назовите пожалуйста, – мягко произнес Иван, вдохнув своими носовыми пазухами очень уж устойчивый запах пациентки.

– Лопатина? – смеялись ее глаза несколько оживленно и наивно.

– Лопатина? – проверил он по компьютеру, усомнившись в личности, – Елена Анатольевна?

– Да! Лопатина Елена Анатольевна, – махала она ресницами удивляя Ивана.

– Вы, – указал он глазами, направляя на нее авторучкой, – Лопатина Елена Анатольевна?

– Так и есть, я от Лопатиной. – Зовут меня Аллой, – пояснила она легким голосом и пылающим румянцем. – Лена сказала, что вы, Иван Андреевич, сможете мне проверить зрение.

– Только зрение и могу, остальное не по моей части, – пробубнил он и поднял на нее свои внимательные серые глаза, – так что вас беспокоит? – отступился Ваня, сдерживая свое возмущение, понимая, что долго с ней канителиться не может, на каждого отведено Минздравом по десять минут дорого времени.

– Вы знаете, беспокоит зрение. Не получается как-то в последнее время нитку вдеть в иголку. И Лена, мы с ней старые подруги, посоветовала мне вас как лучшего специалиста, – сказала она серьезно, чуть ли не всплакнув, нервно облизывая губы.

– Садитесь к аппарату, проверим, – пригласил ее лучший специалист. – Задержите глаз, вот так хорошо, теперь следующий. – Отлично справились, – пересел он обратно за рабочий стол.

– Что же, – произнес Иван, зажимая губы в слабой усмешке, перекривив задумчиво бровь, – пресбиопия, то есть обычные возрастные изменения, когда хрусталик теряет свою пластичность. После сорока лет это норма. Глаз перестает фокусироваться, настраиваться ближе-дальше. И для корректировки зрения, я могу вам выписать очки, – порекомендовал он, моложаво выглядевший в белом халате.

– Нет, спасибо, пожалуй, пока не хочу очки, – смутилась Алка, не предполагая такой исход. – Думала вы капли мне какие пропишите, – таращились ее глазенки на доктора с большой надеждой и желание продолжить знакомство.

Иван мигом прочитал ее мысли. Опыт, накопленный с годами, заглядывать в людские глаза, превратил его почти что в ясновидца. Он ей посоветовал пропить витамины и выписал рецепт.

Она уж собралась уходить, как остановилась, будто что-то вспомнила:

– А знаете, у меня еще глаз дергается, под бровью! – тыкнула она пальцем в свою правую бровь натягивая ее, чуть ли не вываливая зрачок. – Иной раз, так задергается, Иван Андреевич, аж глаз открыть не могу… – пропищала она жалобно, врастая ногами в пол.

Опять же витаминчики пропейте, можно еще утюжком, – после этого слова Ваня остановился, наблюдая, как Ленкина подруга в ужасе округлили на него глазищи. – В смысле поутюжить им платочек, а потом погреть глаз, – докончил он невозмутимо, что хотел сказать. – В основном помогает. – А также рекомендую пройти полную диспансеризацию у всех врачей, начиная с терапевта, – выпроваживал он ее с наставлениями.

– Спа-си-бо док-тор, – заторможенно ответила она, покинув кабинет.

Порозовевший Ваня поправил на себе халат, на столе поправил стопки бумаг, медицинские карты, словно стряхивал пыль после «большеглазой». Среди карт нашел тоненькую карту своей здоровой жены и отбросил ее в сторону. Он был готов и собран к дальнейшему приему пациентов.

На улице разгорелась погода, почти по-летнему светило солнце. Оживленно щебетали московские птицы и деревья зашептались между собой, передавая секреты вечной молодости. А люди, запарившись, снова поснимали плащи и ветровки, в этот короткий ясный, жаркий день.

В четверг к нему зашел хирург, Илья Васильевич Сорокин, импозантный мужчина. Он несколько лет назад разменял пятый десяток, оставаясь при этом крепким, пышущим здоровьем немолодым человеком. Его внешность привлекала женщин. Седина ему шла к лицу и придавала здравости, подчеркивая серьезный взгляд карих глаз и трепетные морщинки по углам. Рослый, подтянутый, с веселым, непринужденным нравом, представлял из себя безобидного шутника. Тем более, что в его профессии без иронии никуда. Пошутил, приободрил пациента, а тот быстрее пошел на поправку, и не заметил, как срослись его косточки.

– Ваня, сколько лет, сколько зим? – блестело лицо хирурга. – Мне коньяк задарили, предлагаю распить на двоих в моем кабинете. Через сколько заканчиваешь?

Иван Андреевич, ответил, поздоровавшись с хирургом за руку:

– Лет много, а зим еще больше, – ответил он, не забывая про остроумие, обрадовано улыбнувшись. – Коли так, зайду после смены, – пообещал Ваня, который пил редко, но сейчас у него на душе накопилась до неприличия скверная желчь, которую пора уж выплеснуть.

«Вот умел хирург зайти к нему в нужный момент, и с прекрасным предложением» а Иван не мог, или не хотел отказать этому обаятельному коллеге.

Они заперлись в кабинете у Ильи Васильевича, и настроив голос потише, сидели в перевязочной. Первая стопка – «славная» – отправила их в легкость, вторая в раздолье, а далее пошла – все лучше и лучше.

– Слышал новость? Сидишь у себя в кабинете и не в курсе, небось, – интриговал его Илья, раскрасневшись висками.

– Какую? – сверкнули Ванины глаза раздольным настроением.

– Комиссия-то приезжала потому, что наш главврач Сидорин на повышение уходит и все коллектив теперь гадает, кого он назначит на свое место, а Римма Станиславовна, уже наметилась на должность главврача и ходит химерой, чтобы ее никто не подсидел.

– Под Риммой, конечно, не резон, хоть и женщина она хорошая, – промусолил Ваня, отстраненно, причмокнув губами.

– А над Риммой поработать? – ветрено сказал Илья Васильевич, зажрав.

И Ваня засмеялся:

– Как вариант.

– И не говори, чего не сделаешь ради женщин! – расходился Илья смехом, и уж успокоившись продолжил, шурша веселыми губами: – знаешь, ты может, опять не в курсе, ходит тут одна красотка по кабинетам, записывается как Лопатина Елена Анатольевна. Тебе это не о чем