– Выжить невозможно!

А ночью Вестник пришёл ко мне во сне. Притронулся рукой к моему лбу, после чего страх сковал моё тело, и я услышал:

– Самый лучший способ выжить в столь великом хаосе, лжи и боли – это скрывать своё истинное «Я» за маской. Справедливости в этом мире нет. Есть Тёмный игрок, бросающий игральные кости наших душ, судьбы которых в бесчисленных вариациях определяются случаем. Жизнь и смерть, даже сам Тёмный игрок и даже вера – не более чем иллюзия…

Я проснулся и долго не мог унять рвущееся из груди сердце. Не знаю, как этот эльфийский друид забрался в мою голову, но слова его тронули меня куда сильнее, чем страшилки Пипуса и бесконечные наставления о необходимости скрывать свои знания и наличие благородного отца. Мысли о возможной скорой смерти меня не так ужасали, как фантазии о способах ухода из жизни в этом жестоком мире. Поэтому, когда у входа в Ролон толпа расступилась, чтобы пропустить многочисленную процессию из служителей Единого и ловцов, я поглубже натянул на голову шляпу, купленную у возницы, и постарался стать незаметным, слиться с крестьянами и работягами.

Большинство священников и ловцов носили грубые мешковатые рясы из козьей шерсти. Поясами им служили верёвки, на шеях висели чётки с деревянными бусинками, голову покрывали капюшоны. В руках служители Единого несли деревянные диски с изображением глаза, а их обувь, преимущественно пеньковые сандалии, поднимала пыль при ходьбе. Казалось, священники и ловцы состязаются в том, чьё облачение самое поношенное – рясы были потёртыми, многократно чиненными, просто заплата на заплате, пропотевшими и запылёнными. Такими же грязными были и их лица.

– Обычно эти паршивцы расхаживают в шелках, – заметил Пипус.

Как выяснилось позже, вся эта братия вышла встречать какого-то высокого чина из центра империи, прибывающего в Ролон с инспекцией.

В тот же день, ближе к вечеру, с Пипусом мы отправились на площадь, где готовилось грандиозное празднество для горожан в честь прибытия высокого гостя. Мои выкрашенные волосы были черны как вороново крыло, и одет я был в неброский наряд, подходящий сословию ремесленников: башмаки, серые чулки и короткие штаны на манер земных аппа-стокс, но рубашку я надел шёлковую, чтобы не подхватить от городской черни вшей. Куртку вроде земного дублета или камзол надевать не стал. Уж очень жаркой стояла погода.

Посреди площади на помосте, где обычно казнили преступников, комедианты готовили представление. На лавках перед этой импровизированной сценой расселись аристократы и богатые горожане – элита Ролона. Я пробирался поближе к ним и заорал, когда какой-то незнакомец схватил меня за волосы и потащил за собой. Когда я заглянул в синие глаза незнакомца, то увидел в них только мрачную усмешку. Многое в его облике указывало на благородное происхождение. Одет он был вызывающе броско. На его голове красовалась белая широкополая шляпа с большим плюмажем из красных перьев, его мощный торс облегала ярко-алая безрукавка, надетая поверх рубахи из тончайшего шёлка, чёрные бархатные штаны были заправлены в такие же чёрные, высотой до бедра сапоги для верховой езды. А вот оружие этот человек носил не парадное, а боевое – грозного вида рапиру, которую, судя по вмятинам на гарде, нередко пускал в ход.

Весь он, с головы до пят, буквально лучился самодовольством. Надменное лицо украшали угрожающего размера топорщащиеся чёрные усы и короткая заострённая бородка. Мужчина явно желал с первого взгляда дать понять окружающим, что перед ними человек, одинаково опытный и искусный как в делах любовных, так и в смертельно опасных поединках.

Хотя я и не имел опыта общения с такими людьми, но в тот момент понял сразу – он не богач и не младший отпрыск знатного рода, послуживший в местной армии. Нет, этот грозный человек скорее походил на наёмника, предлагавшего свой меч тому, кто больше заплатит. «Что ему от меня надо?» Едва этот вопрос оформился в моей голове, как незнакомец выпустил мои волосы. Между пальцами другой руки он теребил две серебряные монеты.

– Подмастерье, у меня есть для тебя работёнка, – сказал он.

– Какая? – спросил я, не сводя глаз с монет не потому, что нуждался в деньгах, а следуя наставлениям эльфийского друида – никогда не снимать маску со своего истинного «Я».

Авантюрист кивком указал на ряд лавок, где расселась городская знать, вручил мне написанную масляными красками на деревянной доске миниатюру с портретом женщины и запечатанное письмо.

– Отнесёшь это баронессе. Той, что изображена на портрете. И постарайся сделать это незаметно.

Я заколебался: «А что, если не узнаю её?»

Мазнув взглядом по портрету, признал, что писал его настоящий мастер.

– Согласен? – спросил наёмник, приятно улыбнувшись.

– Как вас звать, вдруг баронесса спросит?

– Рикус.

Он вручил мне монеты, потом наклонился так, что меня обдало ароматом приятного парфюма, и, не переставая улыбаться, шепнул:

– А если убежишь с деньгами или сболтнёшь кому хоть слово, я тебя проткну своей Малышкой.

Я ему сразу поверил и поспешил заверить:

– Не убегу!..

Получательницу послания я узнал сразу. Неизвестный художник написал весьма реалистичный портрет. И сидела она почти на краю одной из лавок. На самом краю сидел её муж. Так я решил, потому что толстяк время от времени похлопывал пухлой ладошкой по её руке, лежащей на колене.

Передать письмо незаметно на первый взгляд не представлялось возможным. Думаю, никто, родившийся в этом мире, не посмел бы сделать то, на что решился я. Показав толстяку портрет, предложил ему купить его. Толстяк схватил обеими руками доску, а я, рекламируя товар, приобнял его правой рукой, в которой держал между пальцами послание, не умолкая ни на мгновение, коснулся плеча баронессы. Едва она гневно сверкнула глазами, я взглядом указал на письмо и выпустил его из пальцев. Конвертик упал ей на колени и был тут же накрыт ладошкой. Толстяк оттолкнул меня, пробурчал что-то себе под нос и кинул мне под ноги золотую монетку. Это богатство уже я поспешил накрыть ладошкой. Подняв его, я пошарил глазами в поисках своего работодателя и не мог обнаружить его, пока не увидел, куда смотрит юная баронесса. А смотрела она на своего воздыхателя. Авантюрист, в свою очередь, тоже не сводил с неё глаз. Я же, вполне довольный свалившимся на меня богатством, решил уйти с площади и провести вечер в хорошей харчевне.

Первым делом отправился к краю площади, где выстроились продавцы вина и крепких настоек. Надо сказать, отбоя от покупателей у них не было. Люди, порой с трудом наскребавшие денег на пирог для своих детей, в праздник не скупились на выпивку. Там я рассчитывал найти Пипуса и позвать старика с собой. Я бродил в толпе местных выпивох, однако наставника, как ни искал, среди них так и не обнаружил.

Сходил я к пылающим кострам, где искусные мастера стряпни похвалялись друг перед другом вкусными сардельками, приготовленными на огне, и жареным мясом. Разносчики торговали насаженными на деревянные палочки сардельками и кусочками мяса, снуя туда-сюда среди гостей с большими деревянными подносами в руках.