Старик пал на колени перед Ахиллесом и произнес невероятно сильные с эмоциональной точки зрения слова: «Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю»[8], взывая к любви противника к собственному отцу. Оба плачут, Ахиллес берет старика за руки и дает согласие на одиннадцатидневное перемирие, чтобы Гектор получил достойное погребение.

При этом говорит: «Как ты решился, один, при судах мирмидонских явиться / Мужу пред очи, который сынов у тебя знаменитых / Многих повергнул? В груди твоей, старец, железное сердце! / Но успокойся, воссядь, Дарданион; и как мы ни грустны, / Скроем в сердца и заставим безмолвствовать горести наши. / Сердца крушительный плач ни к чему человеку не служит»[9].

Итак, греки первыми воспели и крепкую мужскую дружбу.

Не напоминает ли вам что-то юность Париса? Царственные родители, боясь, что мальчик вырастет в ужасное чудовище, бросили сына у подножия холма, где его спас некий милосердный дядька и вырастил нормального парня. Кто может – или нет – убить отца и переспать с собственной матерью? Эдип. Самый невезучий муж за всю историю человечества. Мужчина, чьи судьба, воля, сексуальное желание, сила и самосознание так перемешались, что самому Фрейду пришлось спешно разбирать чемоданы, а всем его последователям – гадать, что делать со всем барахлом, которое отец психоанализа вытащил на свет и оставил валяться на дороге, где о него мог споткнуться кто угодно.

Сама я познакомилась с историей Эдипа еще будучи студенткой благодаря фильму Пазолини «Царь Эдип» – и тут же представила на месте всех персонажей сексуальных итальянцев с намасленными волосами и подведенными глазами. Теперь, спустя много лет, родив сына и узнав о психоанализе, я понимаю, что любовь между матерью и сыном – это хтоническая молния, которую нельзя удержать и которая мгновенно посылает мозгу сигнал опасности, как только мальчик становится мужчиной и пытается полюбить кого-то, кроме мамы. Если ему повезет, он станет отцом, который потеряет жену, уступив ее своему сыну. Драма!

Но когда на самом деле появился институт брака в той современной форме, которую мы знаем? Если бы мы судили только по полотнам «Русская свадьба» Шагала или «Деревенская свадьба» Самуэля Филдса, то брак прошлого казался бы веселым и естественным союзом двух розовощеких влюбленных юнцов. Зардевшаяся невеста и ее красивый жених, держащий над ней зонтик – первый в жизни акт помощи и поддержки, – шествуют по лужайке в сопровождении гордых родителей и вереницы радостных деревенских жителей с корзинками вкусной еды и цветами. Молодожены идут навстречу новой плодородной жизни без тени беспокойства и волнения.

Разумеется, реальность для большинства мужчин и женщин была больше похожа на полотно позднего Гойи или душещипательной картины Паулы Рего.

Патриархат был злом для обоих полов, а повседневная жизнь для мужчин до Промышленной революции была сущим кошмаром – если только они не относились к 1 % везунчиков; и даже тогда никто не был застрахован от частых болезней и потерь. Разрушительные последствия гремучего коктейля из религиозных убеждений, феодальных пережитков, безграмотности, политики милитаризма и низкого уровня здравоохранения привели к тому, что совершенно обычные мужчины были вынуждены бороться за свою жизнь и свободу, хотя борьба эта была заранее обречена на поражение. Мы знаем, что они часто вымещали злость на собственных женах и детях, – точно так же, как до них это делали отцы, деды и т. д. Для большинства мальчиков это самая настоящая трагедия, ведь они росли, не осознавая, что такое надежный очаг, теплые, здоровые отношения в семье, что такое мать, которая посвятит жизнь заботе о них. Вместо этого наблюдали, как матерей избивают, как роды разрушают их организм, как они в страхе бегут из дома; видели отцов, не имеющих другого выхода, кроме как топить горе в бутылке и вымещать отчаяние на жене. Наследие жестокости и репрессии – разрушительная наследственная болезнь общества. Не стоит также забывать: большинство браков заключалось между подростками или и вовсе детьми, что и в наше время является предпосылкой социальной катастрофы.

Посмотрим на представление о браке, которое было до самого конца двадцатого века: богатые и бедные семейства стремились как можно скорее выдать дочерей замуж, дабы повысить социальный статус и избавиться от серьезной статьи расходов. Они заключали соглашения о помолвке раньше, чем дети успевали понять, что такое супружество. Быть может, оно и к лучшему, учитывая, что для девочек брак означал секс против желания и беременность с риском для жизни и здоровья, присвоение всего имущества, а также лишение прав на детей в случае расторжения брака. Для мужей, пусть их положение и не было столь ужасающим, брак тем не менее представлял собой совершенно безрадостную перспективу.

И все же настоящая любовь существует. Как и доброта. Как и преданность, ласка, искренний смех, нежные поцелуйчики, которыми осыпают любимого, желание перевернуть весь мир, чтобы еще раз увидеть человека, когда его уже не стало. Великие истории любви, воспетые в произведениях живописи и литературы, выдержали все невзгоды, явившиеся результатом наших попыток построить цивилизованное общество. И во всех лучших произведениях («Ромео и Джульетта», «Анна Каренина», «Антоний и Клеопатра») подлые и завистливые людишки – лишь препятствия, созданные для того, чтобы через их преодоление вновь и вновь показывать силу истинной любви. В реальности на каждый драматический вымышленный архетип приходилось множество счастливых браков – партнерских отношений, основанных на любви и взаимной симпатии, где никто не прыгал под поезд.

До нас дошло множество пронзительных любовных посланий счастливых пар – от Мэри Уолстонкрафт и Уильяма Годвина до Рональда и Нэнси Рейган, – прославляющих силу и тепло сердец, связанных друг с другом браком. Даже таким взбалмошным и непостоянным личностям, как Фрида Кало и Джонни Кэш, не чужды чистая, истинная верность возлюбленным – они выражают ее в следующих словах, обращенных к Диего Ривере и Джун Картер соответственно:[11][12][13]