– Пока ты моешься, я схожу за газетами.

И вышел из номера.

Понятное дело, про газеты я ляпнул просто так, первое, что в голову пришло. Да и какие газеты в половине одиннадцатого ночи! Однако, выйдя на улицу и закурив, я обнаружил рядом с входом газетный автомат, мимо которого десять минут назад прошел, не заметив.

Ну что же… Газеты – так газеты.

Бросив в щель монету, я поднял крышку и взял из пачки верхний экземпляр.

Интересно у них в Америке эти автоматы устроены. Бросаешь монету – получаешь возможность открыть ящик. А открыл – так можешь забрать все, что там есть. Да вот только нет здесь таких идиотов. Это у нас, если поставить такие автоматы, уже через минуту они будут пустыми, а тетки, которые выгребут оттуда содержимое, будут продавать эти газеты у метро. То же с телефонными справочниками. У нас в России – можешь их хоть якорной цепью к будке приковывать – все равно утащат. Нужно, не нужно – один черт, унесут.

Эх, да что говорить…

Газета называлась «Феникс курьер».

Просмотрев первые страницы и не найдя ничего интересного, я полистал дальше, увидел продолжение истории про Монику Левински и осторожно опустил газету в урну. Пусть эту хрень американцы читают.

Справа от мотеля ярко светилась вывеска бара, и оттуда доносилась негромкая музыка. Подойдя к дверям заведения, я посмотрел внутрь через стекло и увидел обычную для американского бара картину. За столиками сидел народ разного возраста, а на сцене какой-то седой дядька играл на гитаре в сопровождении группы, состоявшей из таких же солидных папиков, как и он сам.

Играл он, прямо скажем, здорово. У нас для таких артистов Октябрьский зал занимают, а тут – в простом пивняке…

Америка!

Я пригляделся к дядьке, и он показался мне знакомым. Где-то я видел эту морщинистую физиономию. То ли в каком-то журнале, то ли по телевизору…

На двери висела небольшая афишка, и, прочтя ее, я понял, что мог видеть его где угодно. Это был тот самый Джон Майалл, который известен даже мне, не очень-то большому любителю музыки. И не знать таких людей просто стыдно. Вроде как не знать Марадону или Пеле.

Полюбовавшись сквозь дверное стекло на знаменитого музыканта, я бросил окурок в пластиковый бак и пошел обратно в гостиницу. По моим подсчетам, Кончита должна была уже завершить омовение, и я мог наконец, залезть под душ, чтобы смыть с себя техасскую пыль.

Когда я вернулся в номер, то увидел голую Кончиту, которая лежала на кровати и нажимала на кнопки телевизионного пульта. Опасливо прошмыгнув мимо нее, я заперся в ванной и с наслаждением залез под душ. Сначала я сделал воду горячей и, старательно намылившись, довел свою кожу до скрипа. Потом, включив холодную воду, стоял под колючими водяными иглами до тех пор, пока меня не пробрал озноб. И только после этого почувствовал себя в состоянии продолжать активную жизнь. Вытираться я не стал и вышел из ванной в чем мать родила. Это сильно обрадовало Кончиту, но я решительно отказал ей в интимной близости, пообещав, что мы вернемся к этому вопросу после посещения ближайшего бара, где можно перекусить, а заодно и послушать знаменитого белого блюзмена.

Кончита сначала огорчилась, но, видя мою непреклонность, вздохнула и начала одеваться. Я тоже нацепил на себя чистые тряпки, и мы, наконец, вышли из номера на длинный балкон.

Спустившись вниз, мы повернули в сторону бара, но не успели пройти и нескольких шагов, как из темноты показался открытый джип, в котором сидела развеселая компания. Проехав мимо нас, джип неожиданно остановился и из него раздался удивленный возглас, а затем длинная фраза на испанском.

Кончита радостно завизжала и бросилась к джипу.

Пока она там обнималась и целовалась с молодыми чернявыми ребятами, звонко тарахтя по-испански, я солидно стоял в сторонке, снисходительно глядя на эту щенячью возню. Наконец первые восторги от неожиданной приятной встречи утихли, и Кончита, повернувшись ко мне, сказала:

– Тедди, я хочу познакомить тебя со своими друзьями.

Я изобразил на лице любезную готовность и подошел к джипу.

В машине сидели четверо махровых латиносов, и на лбу каждого из них ярко светилась неоновая надпись – «наркобизнес». С трудом удержавшись от дурацкой улыбки по этому поводу, я пожал каждому из них руку, четыре раза сказал «Тедди» и выслушал четыре латиноамериканских имени, два из которых были – Педро.

Вот уж на самом деле – полным полно Педров.

Как выяснилось, латиносы направлялись в тот же бар, так что дальнейшие действия были совершенно естественны и не требовали обсуждения. Через несколько минут мы сидели за столиком и делали заказ молодой официантке, которая едва успевала записывать наши пожелания. Наконец все было заказано, официантка удалилась, а мы, попивая пивко, уставились на сцену.

Джон Майалл был потертым мужиком лет шестидесяти, и по его лицу было видно, что виски, наркотики и женщины проехались по жизни музыканта весьма основательно. Но, несмотря на это, чувствовалось, что у него такие крепкие яйца, которым могут позавидовать очень многие молодые музыканты. Опыт, мастерство, зрелость – все это было налицо. Да и остальные члены его группы выглядели не хуже. Его музыка не требовала специальной подготовки, но проникала прямо в спинной мозг, и я почувствовал, как меня начинает раскачивать и тащить. Причем раскачивать неторопливо, а тащить – уверенно. Однако, как говорится, блюз – блюзом, а кушать хочется всегда. И как только эта мудрая мысль промелькнула в моей голове, из подсобки вышла официантка, которая с трудом несла огромный поднос, уставленный тарелками и бутылками.

Один из Педров вскочил ей навстречу и, дружелюбно улыбаясь, отобрал поднос. Я подумал, что сделал он это вовсе не из любезности, а просто опасаясь того, что молодая слабая девушка может уронить нашу драгоценную жратву. Лично я, глядя на ее тонкие ручки, забеспокоился именно об этом.

На протяжении следующих двадцати минут за нашим столиком не было произнесено ни одного слова, раздавались только лязганье вилок и ножей, звон стаканов и бульканье пива. Наконец все насытились, посмотрели друг на друга слегка посоловевшими глазами и дружно рассмеялись. Перекинувшись парой ленивых фраз, мы выяснили, что каждый из присутствующих не ел с самого утра.

Кончита закурила тонкую коричневую сигаретку, мы тоже задымили, и начался непринужденный разговор людей, у которых выдался свободный вечер.

– Ты не представляешь, Тедди, как нам повезло, – сказала Кончита, многозначительно посмотрев на меня.

Я поднял бровь и продемонстрировал полное внимание.

– Перед тобой сидят те самые люди, которых я рассчитывала найти в Эль Пасо. Они помогут тебе с документами.

Я поднял обе брови и уважительно кивнул сидевшим напротив меня латиносам.

Они кивнули в ответ, и на их лицах изобразился интерес – кому это понадобились документы и какие.